Леонид Платов - Искатель. 1972. Выпуск №6

Закончив вахту, Гальченко выползал из палатки, а Тимохин с трудом протискивался в нее и укладывался на боку у рации.

Попробуй расскажи неосведомленному человеку об этой палатке, не поверит, еще, чего доброго, засмеет. Гальченко-то кое-как умещался в ней, он был худенький, небольшой. А каково приходилось высокому и грузному Тимохину! В палатке можно было только лежать или сидеть на полу, и то согнувшись в три погибели.

Кроме радиста и рации, там находился еще и примус. Милый примус! Неугасимый огонь его обогревал во время радиовахты.

И все-таки, несмотря на физическую усталость и хронический недосып, Гальченко не давала покоя его неукротимая мальчишеская любознательность.

Как-то, улучив свободных четверть часа, он слазил проведать сигнальщиков на их верхотуре, под шаром гидрографического знака. Они уже успели сколотить трап и начали устраиваться по-зимнему, всерьез и надолго. Бревнами укрепили площадку, которую в день высадки сбили второпях, кое-как, а на ней установили нечто вроде кабинки, чтобы не так прохватывало ветром. В углу торчал поставленный на попа ящик, на нем лежал вахтенный журнал сигнальщиков, тут же помещался телефон, который соединял сигнально-наблюдательный пост с жилой палаткой внизу.

Самый глазастый вражеский наблюдатель не сумел бы с моря или с воздуха распознать никаких перемен в этом стоящем здесь с незапамятных времен гидрографическом знаке. Ан, теперь-то он был уже с начинкой! Однако все, что происходило внутри этой высокой деревянной пирамиды, увенчанной шаром, происходило скрытно. А палатки размещались у подножия пирамиды в разлоге под прикрытием высокого берега.

Шестеро связистов поста перешли на положение штатных невидимок, хоть и ненадолго. Вот когда Потаенная во второй раз оправдала свое название!

Вахту нес Калиновский. Он разрешил Гальченко заглянуть в стереотрубу, к которой тот прильнул с жадностью, а сам в это время вел биноклем от берега к горизонту и вдоль него, как бы медленно «заштриховывая» взглядом водное пространство. Видимость была хорошей.

— Хоть бы один корабль за вахту! А то все айсберги да айсберги! Надоело докладывать о них, — пожаловался Калиновский. — Или того хуже — мираж!

— Как это — мираж?

— А так. Вдруг сверкнет айсберг на горизонте. Ты определяешь пеленг, расстояние до него, все честь по чести, и докладываешь. А через минуту — бац! — и нету твоего айсберга! Растаял в воздухе без следа.

И Калиновский рассказал новичку про рефракцию. [6] Суть этого явления состоит в том, что солнечные лучи, преломляясь в разных по плотности слоях атмосферы, что чаще всего бывает в Арктике, дают порой искаженное изображение предметов. В иных случаях рефракция даже как бы приподнимает их над горизонтом.

Вот как? Выходит, рефракция не всегда плоха? Иногда она бывает хороша? Благодаря рефракции удается увидеть то, что очень отдалено от нас. Мы словно бы приподнимаемся на цыпочки и заглядываем через горизонт! А Гальченко всегда так хотелось заглянуть за горизонт!

Перед глазами у Гальченко все внезапно побелело. Огромные хлопья закружились в окулярах бинокля. На Потаенную стремглав налетел снежный заряд. И море, небо, тундра мгновенно словно бы утонули в нем.

— Видимость — ноль, — сказал с досадой Калиновский, отодвигаясь от стереотрубы. — Теперь на вышке — вынужденный простой минут десять-пятнадцать.

Белая болтушка, вроде жидкой манной каши, бултыхалась над морем и тундрой, а вышка беспрерывно раскачивалась, словно маяк, под шквальными ударами ветра.

Прошло несколько минут, и снова возникли серое море и серое небо. Снежного заряда, умчавшегося куда-то в тундру, как не бывало, и Калиновский, повернувшись к Гальченко спиной, нагнулся к окулярам стереотрубы…

Достаточно ли ясно усвоили вы одну очень важную истину: наши связисты в Потаенной были невидимы с моря и с воздуха, зато «слышимы» в эфире? Они находились на положении мышки, которая сидит — притаилась в море, в то время как голодные кошки, с напряжением вытянув шеи, изо всех сил стараются определить на слух, где же она прячется? Правда, «кошки» сидели на очень большом расстоянии от поста — это отчасти было утешительно.

Не снисходя до объяснений, старшина Тимохин сказал мрачно, что рано или поздно, скорее рано, чем поздно, пост в эфире запеленгуют, и тогда жди бомбежки! Гальченко и сам понимал, что немецким радиоразведчикам не понадобится для этого много времени. Но оптимист Конопицин утверждал, что пеленг будет взят неточно, так что особенно тревожиться нечего.

Если продолжить сравнение с кошками, то вам придется вообразить, что одна из них расположилась в Северной Норвегии, а вторая прилегла на Шпицбергене. К огорчению гитлеровских радиоразведчиков, не хватало еще третьей кошки. Ей полагалось бы пребывать где-нибудь восточнее Шпицбергена. Вот тогда мышь в норе сразу была бы обнаружена.

По двум пеленгам, взятым с такого большого расстояния, можно лишь очень приблизительно определить, где находится искомая точка, в данном случае пост. Он мог находиться в Потаенной, но также и на пятьдесят-семьдесят километров севернее, восточнее или южнее. Решение этого вопроса волей-неволей приводилось возложить на авиаразведку.

Но начальник поста заблаговременно принял меры предосторожности.

Очень пригодились для этого старые рыбачьи сети, найденные на причале.

Конопицин использовал эти сети для камуфляжа. Он растянул их над радиопалаткой и стоящей рядом с нею жилой палаткой. Затем он послал всех свободных от вахты в тундру и приказал принести побольше мха. Его подчиненные выполнили это приказание. Пучки мха были прикреплены в разных местах к сети — внешне беспорядочно, но на самом деле строго обдуманно. Прежде всего, как вы понимаете, требовалось скрыть от чужого, холодно-пристального недоверчивого взгляда, обращенного, сверху, четырехугольные очертания палаток. В природе, насколько мне известно, строго четырехугольного ничего нет.

Мичман Конопицин позаботился также отрыть несколько щелей.

Едва связисты успели закончить эти приготовления, как к ним припожаловал, наконец, «ревизор» — «хейнкель-111».

Калиновский, который нес вахту на вышке, углядел его издали и тотчас доложил начальнику поста по телефону. Связисты заняли свои места по боевому расписанию. Все в Потаенной замерло и примолкло. Только Тимохин — радиовахта была его — торопливо заканчивал передавать донесение о самолете, обнаруженном постом: «ВЗД! ВЗД!» [7] Условное обозначение — «Воздух!».

Немецкий разведчик летел очень низко над береговой линией. Когда он заложил над Потаенной крутой вираж и плоскости его встали почти вертикально, Гальченко отчетливо увидел на фюзеляже черно-желтый зловещий крест. Солнце в тот день, к сожалению, вело себя плохо — светило вовсю.