Леонид Платов - Искатель. 1972. Выпуск №6

— Да, на это ушло пять лет, — вдруг заговорил Эриксон. — Даже больше. Интересно, сколько миль мы прошли?

— Я считал: на «Компас роуз» около ста тысяч, — ответил Локкарт. — Сколько прошел «Салташ», считать не стал. Думал — плохая примета.

До них доносились слабые звуки, обычные для стоянки в гавани: где-то играло радио, с плеском разбивалась о борт волна, раздавались по палубе тяжелые шаги вахтенного… Немецкие подлодки — темные тени, никого уже не пугающие, — попали в лунную дорожку.

— Жаль, что другие не могут видеть этого, — сказал Локкарт. — Джон Морель, Ферраби…

— Да. Они это заслужили, — кивнул в ответ Эриксон. Локкарт стал вслух произносить имена погибших, которые сохранились в памяти:

— Тэллоу. Старший матрос Филиппс, Уэльс…

— А кем был Уэльс? — спросил Эриксон.

— Старшина сигнальщиков на «Компас роуз».

— Ах да…

— Он говорил, бывало, своим сигнальщикам: «Если что не так, свистните мне, и я тут же прибегу…»

— Вот когда их не хватает.

— М-мм-м…

Пожалуй, погибло слишком много, чтобы запомнить всех как следует. В конце концов, имена — это ярлычки. Молодой Бейкер, Торнбридж, Уоттс. Парни с «Сорреля». И девушки, которые утонули в гибралтарский конвой.

— Джули Хэллэм, — неожиданно произнес Эриксон. Он впервые напомнил о ней Локкарту.

— Да, Джули…

Короткий приступ боли, и сердце Локкарта вновь успокоилось. С «Компас роуз» было примерно то же самое. Есть, наверное, особый тип памяти, которая из милосердия быстро увядает, навсегда утопает с грузом печали.

— Вы так и не получили ни одной медали, — неожиданно сказал Эриксон. — Но я сделал все, что мог.

— Я это переживу, — улыбнулся Локкарт.

— Вы кое-что заслужили, старпом.

— И все же я могу это пережить… Помните тот ленч в Лондоне, когда я сказал, что хочу остаться с вами?

— Да. Это для меня очень много значило.

— И для меня тоже.

То, о чем они не собирались говорить, было сказано.

Эриксон снова вздохнул.

— А ведь мы утопили всего три подлодки. Три за пять лет.

— Видит Бог, нам для этого пришлось как следует потрудиться.

— Да, — Эриксон задумался, облокотился на леера, возле которых провел не одну и не две сотни часов. Из темноты донеслись его слова. Даже теперь, после шестидесяти восьми месяцев войны, их странно было услышать от него:

— Должен признаться, что я чертовски устал.

Далеко не каждой книге суждено стать большим событием в общественной жизни, остаться в памяти целых поколений читателей. Такой книгой стал роман Ивана Антоновича Ефремова «Туманность Андромеды» — произведение, в котором впервые в истории советской литературы была сделана смелая попытка нарисовать широкую и масштабную картину будущего бесклассового, интернационального общества, будущего братства народов на Земле и братства Разума в космосе. Переведенный на множество языков, роман сложной и глубокой мысли «Туманность Андромеды» стал известен всему миру, принеся огромную популярность имени советского фантаста.

Необыкновенной масштабностью, удивительной широтой общественных и научных интересов, огромным разнообразием тематики было отмечено и все творчество Ивана Антоновича. Его книги — «Пять румбов», «Час Быка», «Сердце Змеи», «Великая дуга» — похожи на их автора — моряка; ученого, внесшего крупный вклад в развитие палеонтологии; путешественника, изъездившего Сибирь, Якутию, Среднюю Азию, Урал, Сахалин, Монголию. Материалом для его книг становилось то, что он видел, о чем думал и мечтал… Но все-таки можно говорить об основном направлении творчества этого удивительного писателя: ведь где бы и в какое время ни происходило действие его произведений, какие герои ни жили бы в его книгах. Иван Антонович, по сути дела, думал и писал об одном, главном для него.

О борьбе человека за знания.

О совершенствовании человека на пути познания.

И о том будущем, прийти к которому помогут знания и совершенство.

«Поиски нового, знаний и красоты — безусловно, важнейшее дело и одновременно ясная и чистая радость в духовной жизни человека, — писал И. А. Ефремов, приветствуя выход в свет первого номера «Искателя». — Все зависит от любознательности человека… каждый может вступить в неисчерпаемо интересный мир творческих поисков…»

Долгая дружба связывала наш «Искатель» с И. А. Ефремовым; в первые годы издания он был членом редколлегии журнала. Тяжелая болезнь в последнее время мешала Ивану Антоновичу принимать активное участие в работе «Искателя». Но до последнего дня мы дорожили его мнением о задачах журнала, о произведениях, выходящих в свет на наших страницах.

Азартная карточная игра.

То есть по Владимирской дороге — в Сибирь, на каторгу.

Кабельтов — 185,2 метра.

Нечто вроде песчаного пляжа, где обычно скапливается много плавника.

Радиограмма.

Суть этого явления состоит в том, что солнечные лучи, преломляясь в разных по плотности слоях атмосферы, что чаще всего бывает в Арктике, дают порой искаженное изображение предметов. В иных случаях рефракция даже как бы приподнимает их над горизонтом.

Условное обозначение — «Воздух!».

Бочонки.

«Оставь меня в покое, Оскар!»

Старинное название магнитного компаса.

Старинное название северного сияния.

Стеклянные поплавки, которые служат для поддержания в воде рыбачьих сетей.

Длинные палки с шариками на конце.

Метеорологический прибор.

Метеорологический прибор.

Куропач — самец куропатки.

«SOS» — «Спасите наши души», международный морской сигнал бедствия.

Тумбочка, на которой установлен компас.

Nогd, Sud, West, Ost — север, юг, запад, восток.

Окончание. Начало см. в 3, 4 и 5-м выпусках «Искателя».

Строка из Шекспира.

Начальная буква слова «Victoria» — победа.