Николай Коротеев - Искатель. 1977. Выпуск №5

— Странно, Дмитрий Дмитриевич… Ваши… ну, соратники захватили власть, а вы — к нам.

— Согласитесь, Саша… Можно годы верить словам и в день разувериться от дел, которые совершают, прикрываясь красивыми фразами. Поверьте. Сказанное мною серьезно. Я не остановлюсь перед любым делом, которое мне поручат товарищи.

— В городе коммунистов почти нет. Вы же это знаете…

— Я не думал, что мое искреннее признание…

— Нет, нет, Дмитрий Дмитриевич! Теперь вы не поняли меня. Уверен, нам очень-очень нужны люди. И пожалуй, именно такие, как вы. Вне подозрений.

— Спасибо, товарищ Привалихин. — Дмитрий Дмитриевич протянул Саше руку. Тот крепко пожал ее и тепло, по-братски улыбнулся.

Загримированный Саша ушел черным ходом, предупредив, что он поднимется на чердак и выйдет из другого подъезда, за углом. И приходить будет тем же путем.

— Вот ключ.

— В случае чего я его выброшу.

Саша пришел на третий день. Он назвал адрес конспиративной квартиры, где Бурову предстояло встретиться с оставшимися в городе коммунистами. Но когда Дмитрий Дмитриевич пришел по адресу и назвал пароль, его препроводили в другой дом. Буров правильно оценил предосторожность.

В небольшом домике в Знаменском рабочем предместье Бурова встретили трое незнакомых людей и Саша. Они поздоровались, сели за стол, на котором стоял кипящий самовар, чашки, сушки.

— Товарищей интересует, как вы относитесь к текущему моменту, — сказал Саша.

— Я бы уточнил, — вступил в разговор несколько косноязычно сюсюкающий бородач. — Как вы относитесь к возможной коалиции между большевиками, социал-демократами и социал-революционерами.

Буров внимательно оглядел присутствующих:

— Странный вопрос. Вернее, добавление, уточнение. Согласитесь, что говорить о коалиции между революционерами и предателями революции по меньшей мере опрометчиво. Все сибирские и дальневосточные «правительства», в кои входят представители от кадетов до «народных социалистов», перечеркнули все завоевания революции. Меня удивляет подобная постановка вопроса. Согласитесь…

— Это личное мнение товарища Серого, — сказал Саша.

— Очень рад, — серьезно заявил Буров, — что подобная точка зрения лишь личное мнение.

— А каким образом без них можно продолжать борьбу? — спросил Серый, присюсюкивая. Буров догадался, что в целях конспирации Серый держит под языком шарик, изменяющий его произношение, но тембр его голоса показался Дмитрию Дмитриевичу знакомым. — Большевистские организации разгромлены. Связей нет. Не разумнее было бы консолидироваться в республиканско-демократический фронт? Не все меньшевики и эсеры — предатели. Вот вы…

— Я не считаю себя эсером! — резко ответил Буров.

— А кто же вы? — усмехнулся Серый. — Большевик?

— Если мне окажут честь так называть себя.

— Странное вы выбрали для этого время…

— Считаю, что партия большевиков именно сейчас, в это «странное», как вы говорите, время, нуждается в работниках. Не напрашиваясь на комплимент, скажу: людей, сознающих это всем сердцем, будет день ото дня все больше.

Серый оглядел сидящих за столом, сцепил пальцы рук:

— Я отказываюсь посылать Бурова нелегально в Москву для — доклада ЦК.

— Я за это предложение, — сказал Саша Привалихин.

— Поддерживаю, — кивнул третий.

— Неофиты все видят в розовом свете, — твердо выговорил Серый.

— Мы тоже, — сказал Саша.

…В ночной тьме за окном полыхнул рыжий всполох. Тотчас тревожно загукал паровоз, тонко, испуганно.

Буров подался к стеклу. Где-то впереди и сбоку над тайгой поднималось зарево. Буров вынул из жилета часы. По времени они должны были подъезжать к станции Зима. Дорога здесь делала поворот, и именно в стороне станции занимался пожар. Состав резко дернулся, замедляя ход.

Поезд выехал на открытую местность. Стали видны силуэты станционных построек и рядом на путях полыхающие вагоны, рассыпавшиеся фейерверком искр и падающих обломков.

«Партизаны! — подумал буров. — Партизаны подорвали состав с боеприпасами! Может быть, это дело рук Митрофана Евдокимовича с товарищами? Тогда понятно, почему он не появился на перроне. Ему пришлось уехать из Иркутска на несколько часов раньше…»

— Что такое? — послышался хрипловатый спросонья голос француза.

— Ах, опять какое-нибудь досадное происшествие, — проговорила Елена Алексеевна. — Дмитрий!

— Да, что-то случилось.

— Очередная глупость партизан, — сказал Антуан де Монтрё. — Что они могут сделать, если союзники ежедневно поставляют верховному правителю столько боеприпасов и снаряжения, сколько хватило бы для боевых операций под Верденом.

— Так много, господин капитан?

— Боюсь, что я даже приуменьшил нашу помощь.

Поезд остановился примерно в километре от станции и стоял до утра. Из окна вагона было видно, как вокруг огненного состава метались фигурки людей, пыхтели паровозы, растаскивая вагоны. Доносились звуки то ли стрельбы, то ли перестрелки. Лишь с рассветом пассажирский поезд миновал станцию.

Через день, подъезжая к Красноярску, их состав снова задержался на несколько часов: партизаны подорвали мост, и несколько воинских эшелонов простояли трое лишних суток на перегоне.

Тем временем Елена Алексеевна взапуски болтала с капитаном экспедиционного корпуса, а Дмитрий Дмитриевич углубленно, от доски до доски читал все колчаковские газеты, какие только удавалось заполучить на промежуточных станциях. Проходя по вагону, Буров каждый раз отмечал про себя, что Зарубина в купе не было. Он где-то пропадал. В Иркутске об этом уговору не было. Буров начинал не на шутку нервничать. Подозрения — одно, а уверенность в правильности подозрений — совсем другое. И главное — уже ничего нельзя изменить. Их должны встретить в Екатеринбурге с этим поездом. Их и Зарубина. А потом состоится свидание перед отъездом на север, где через лесничество они выйдут к Перми. Вот на этом отрезке и нужен будет третий, который при необходимости прикроет их, а потом встретит на обратном пути. И тогда они уже поедут вместе. Судя по всему, из Москвы они повезут большой багаж. В прошлый раз они втроем едва-едва справились.

В Омске поезд снова задержался на двое суток. Где-то совсем неподалеку партизаны пустили под откос воинский эшелон. На станции, забитой составами, царило напряженно-истерическая обстановка.

Стало известно, что две поездные бригады от машиниста до кондукторов расстреляны якобы за связь с партизанами. Вокзал наводняли филеры и переодетые контрразведчики. Пассажиры и вокзальный люд, пытавшиеся куда-то уехать, с недоверием и опаской косились друг на друга.

Буров вышел за свежими газетами. Купленные по пути издания необходимо было не только прочитать, запомнить главное, но и сохранить, довезти до Москвы.