Марк Азов - «Мир приключений» 1987 (№30) [Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов]

Но отвечали ему!

“Я — Крайночнй! Я — Крайночнй! — заторопился он, — испугавшись, что его потеряют. — РЕМ-16. РЕМ-16. Я — Крайночнй!”

“Крайночнй! — немедленно откликнулся РЕМ-16. — Кто на ключе? Прием”.

“Лыков, — машинально отбил Вовка. — Краковский…”

И с ужасом понял: он забыл фамилию радиста!

Имя помнил — Римас. А фамилия полностью улетучилась из памяти.

“Река Миссисипи, — вспомнил он, — ежегодно выносит в море почти пятьсот миллионов тонн ила…”

“Гуано образуется не там, где есть птичьи базары, а там, где не бывает дождей…”

“При чем тут Миссисипи? При чем тут гуано? — ужаснулся он этим фразам из учебника географии, вдруг всплывшим в его голове. — Мне нужна фамилия радиста! Мне не поверят, если я не назову фамилию радиста. Вообще, — спохватился он, — зачем я перечисляю все фамилии? Разве могут сидеть на ключе сразу три человека?!”

“Крайночнй! Крайночнй! — чуть слышно попискивала морзянка. — Я — РЕМ-16. Я — РЕМ-16! Прием”.

“Я — Крайночнй! — ответил наконец Вовка. — Передачу ведет Пушкарев. Прием”.

“Крайночнй! Крайночнй! Подтвердите имя”.

“Не надо было называть себя, — понял Вовка. — Я совсем запутался. РЕМ-16 мне не поверит. Мне сейчас вообще никто не поверит. Я сам все запутал, первыми своими словами все запутал. Зачем я перечислял фамилии?”

Но отстучал он совсем другое.

“РЕМ-16! РЕМ-16! — отстучал он. — Я — Крайночнй! На остров высажен фашистский десант. Нуждаемся в помощи”.

“И опять я говорю не то, — ужаснулся он. — РЕМ-16 подумает: десантники высадились на Сквозной Ледниковой, а мы спокойно отсиживаемся на метеостанции”.

Но РЕМ-16 не был придурком.

“Крайночнй! Крайночнй! Откуда ведете передачу?”

“Я — Крайночнй! Передачу веду с резервной станции”.

“Я — РЕМ-16! Я — РЕМ-16! Просьба всем станциям освободить волну. Откликнуться Крайночнму. Откуда ведете передачу, Крайночнй?”

Вовка понял: ему не верят. Он слишком много наболтал чепухи. Он слишком неуверенно владел ключом. Он все делал зря, все напрасно. Он даже Собачью тропу одолел напрасно. Зачем было мучиться, если ему все равно не верят?

Но отстучал он совсем другое.

“Я — Крайночнй! Я — Крайночнй! Метеостанция захвачена фашистским десантом. Просьба срочно уведомить Карский штаб. Как поняли? Прием”.

“Я — РЕМ-16! Я — РЕМ-16! Откликнуться Крайночнму! Крайночнй, вас поняли, вас поняли. Сообщите состав зимовки”.

“Краковский, — отстучал Вовка. — Лыков. — И вспомнил с восторгом: — Елинскас”.

“Кто ведет передачу?” — пищал РЕМ-16.

“Пушкарев”.

“В списке зимовщиков Крайночнго радист Пушкарев не числится”.

“РЕМ-16! РЕМ-16! — торопливо отстукивал Вовка, боясь ошибиться, боясь сбиться с волны. — Буксир “Мирный” подвергся нападению подлодки. Метеостанция захвачена фашистским десантом. Просьба срочно уведомить Карский штаб. Как поняли? Прием”.

Эфир взорвался.

Шипя, прожигали атмосферу шаровые молнии, дребезжа, сыпалось с небес битое стекло, что-то визжало, выло дико и странно, хрипело, наводя ужас на Вовку. А с полога палатки упала на ключ мутная капля.

“РЕМ-16! РЕМ-16!” — напрасно взывал Вовка.

Не было РЕМ-16. Исчез РЕМ-16. Пропал.

“Черт с ним! — сжал кулями Вовка. — Кто-нибудь поверит. Время у меня еще есть. Немного, но есть. Лыков ведь думает, что я еще только ищу палатку, а я успел даже поговорить с этим РЕМ”.

“А если батареи сядут? Если мне никто не ответит? Если антенну ветром снесет?”

“Всем! Всем! Всем! — торопясь, стучал он. — Всем! Всем! Всем! Я — Крайночнй. Ответьте Крайночнму. Прием”.

Точка тире тире… Точка точка точка…

Шум в эфире стихал, сменялся резким шипением, будто жарили рядом на сковороде сало, вновь рушился сверху треск, грохот; одновременно налетал на палатку ветер, сотрясал полог, сбивал на Вовку мутные капли. Шипели, взрывались атмосферные заряды, будто совали в воду раскаленный штырь. Нервно, прерывисто прыгал под пальцами ключ.

“Всем! Всем! Всем!”

Точка тире тире… Точка точка точка…

Норвежскую речь заменяла немецкая. Торжественно и печально звучала органная музыка. Все сокрушая гремели в выси небесные барабаны. А потом сквозь всю эту свистопляску, вогнав Вовку в подлую дрожь, пробилась знакомая морзянка:

“Я — РЕМ-16! Я — РЕМ-16! Откликнуться Крайночнму”.

“Я — Крайночнй! Срочно нуждаемся в помощи. На остров высажен фашистский десант. Просьба срочно уведомить Карский штаб. Как поняли? Прием”.

“Я — РЕМ-16! Крайночнму! Вас поняли. Немедленно отключайтесь. Вас могут запеленговать. — Неизвестный радист закончил вовсе не по-уставному: — Удачи, братан!”

И отключился.

“Кто он, этот РЕМ-16? — ошалел от удачи Вовка. — Откуда? С Ямала? С Диксона? С Белого? С материка?”

Впрочем, это было не главным.

Главное, его услышали, его передачу приняли, его сообщение поняли! Каждая его неуверенная буковка принята и понята этим замечательным неизвестным ему РЕМ-16. Теперь он, Вовка, свободен! Ему не надо прятаться в скалах, торопя рассвет, ему не надо помирать со страха над рацией, не зная, поймут тебя или не поймут.

Он медленно отключил питание.

Он медленно встал.

Он медленно вылез из палатки, подняв Белого.

Молочно светилось над Двуглавым небо.

Но если это и было зарево, горела не метеостанция. Не могли ее домики дать сразу столько света. Хоть весь керосин вылей на них.

“Сполохи! — догадался Вовка. — Северное сияние. Столбы. Позори. Вон как распрыгались!”

Ему сразу стало легче.

Это был не пожар.

А значит, Елинскас, Лыков, Краковский — все они еще живы, все они еще в складе. И они надеются на него, на Пушкарева Владимира!

Он ухватился за канатик антенны и, вскрикнув, отдернул руку.

Тросик кололся как еж… Наверное, на нем были заусеницы.

Вовка снова, теперь осторожнее, потянулся к канатику и снова его кольнула стремительная голубая искра.

“Электрические разряды! — понял Вовка и облился запоздалым ледяным потом. — Мне повезло! Ой, как мне повезло! Через час я бы никуда не пробился! Через час меня не услышала бы даже самая мощная радиостанция мира! Ой, как мне повезло! Ой, какой молодец этот РЕМ-16!”

Смотав бронзовый канатик, он забросил его в ящик.

“Рацию спрячу под скалами. Там ее никто не найдет. Если даже наши летчики не успеют, если даже нагрянут сюда фрицы, никто не найдет рацию”.

Он споткнулся о джутовый мешок, валяющийся у входа.

“Это каша”.

Он вытащил из мешка светлый замороженный круг, лизнул его языком.

“Каша!”

Ему хотелось есть. Еще больше он хотел спать. У него ныло все тело.

“Спрячь рацию! — прикрикнул он на себя. — Успеешь выспаться!”

Запер ящик, натянул рукавицы, откинул полу палатки.

— Белый!

“Чертов пес! Снова как провалился”. Пятясь, вытащил ящик. Мела поземка.