Александр Мартынов - В заповедной глуши

— Папа?! — Валька вскочил. Сергей Степанович силой посадил его:

— Молчи и слушай. Это не наезд, Валя. Это не разборка образца 90-х. Этого я никогда не боялся, и ты знаешь — у меня и сейчас достаточно людей, чтобы никто и не пытался со мной проделывать такие вещи. Это даже не затея нашего государства. От него я бы откупился, как откупался не раз. Но тут речь идёт о таких деньгах и такой силе, что я перед нею — ничто.

По спине Вальки пробежал холодок. Он неверяще смотрел на отца. Сергей Степанович потрепал сына по волосам:

— Не нравится мне всё-таки, что ты такие носишь…Чёртов Деларош… Помнишь, год назад ты читал книжку Кропилина — «Голубятня среди одуванчиков»? — Валька непонимающе кивнул. — Я её тоже читал в детстве… Так вот. Люди, Которые Велят— не выдумка, — Сергей Степанович приблизил лицо к лицу сына, и Валька с ужасом понял, что отец не шутит. Ему захотелось лечь на траву и уснуть. Чтобы проснуться — и всё было, как всегда. Но он понимал — не будет. И слушал, прикусив щёку изнутри. — Они не глиняные, к сожалению. Их не убьёшь мячиком. И они страшнее и могущественней, чем в книжке. Я знал это, когда начинал бороться. Я просто не мог по-другому. Ведь я… — Сергей Степанович неожиданно улыбнулся. — Я, как ни крути, родился в СССР. А эта страна дольше всех сопротивлялась Тем, Которые Велят. Может быть, ты услышишь про меня и про маму ужасные вещи. Не верь. Мы любили нашу страну. И хотели, чтобы жил и был счастлив наш народ. За это нас будут судить; всё остальное — слова. Знай это.

— Папа, — прошептал Валька. — Ты так страшно… я хочу к маме, хотя бы поговорить…

— Нельзя, — покачал головой мужчина и на миг прижал к себе мальчика. — Слушай дальше. Сперва я хотел отправить тебя в Светлояр. Ты не знаешь, где это, да теперь и неважно — поздно, слишком далеко. Тебя схватят.

— Я никуда не поеду! — вскрикнул Валька.

— Поедешь, — жёстко ответил Сергей Степанович. — Если нас с мамой арестуют, то ты не сможешь оставаться на свободе. Под предлогом того, что ты несовершеннолетний, тебя возьмут и поместят в какой-нибудь закрытый детдом. И никакие адвокаты тут не помогут. А через тебя будут давить на нас. Они это умеют очень хорошо… — он перевёл дыхание. — На свете нет мест, где можно совсем не опасаться Тех, Которые Велят. Но есть места, где им трудно будет тебя найти. И есть люди, которые смогут тебя защитить. Слушай внимательно, Валентин. Мы очень старались, чтобы ты рос смелым, сильным и честным. У нас это получилось. Но ты ещё мальчик и тебе будет трудно и страшно. Ты должен запомнить, что тебе будет трудно и страшно. И всё-таки, если ты будешь умным и осторожным, ты доберёшься до безопасного места. Нам с мамой будет легче. Не пытайся с нами связаться — никак. Не смей даже думать об этом. Если мы сможем вырваться — мы сами тебя найдём. Я клянусь. Только мы. Никаких «людей от нас». никаких звонков, никаких писем. Мы — или никто… — Сергей Степанович потёр лоб. — Я заговариваюсь… Так вот. Что надо делать. Сейчас ты переоденешься. В машине есть вещи. Они средненькие, ты будешь выглядеть мальчишкой из семьи — комси-комса… Молчи, слушай и запоминай! — прикрикнул Сергей Степанович на сына, умоляюще открывшего рот. — Свой паспорт, ученический билет, кредитку — всё выкинь прямо здесь. Дипломат тоже оставишь. У тебя будет другой паспорт — и всё, но и им не пользуйся без крайней нужды. Будут деньги. Я дам тебе рубли, пятьдесят тысяч сторублёвками. Ни в коем случае и нигде не доставай их все сразу, положи в разные места одежды. В этом дворе ты дождёшься ночи. Не вечера, а ночи, часов двух. Выберешься из города. Пешком. Запомни, твой портрет будет везде, тебя будут искать, причём будут искать в основном честные и хорошие люди, искренне старающиеся вернуть домой мальчика — может, сбежавшего, может, потерявшего память. Не знаю, что придумают. Онилегко используют в своих интересах честных и добрых, вот что самое страшное. Вслепую используют, заставляют воевать за себя… я опять заговариваюсь… Как можно меньше попадайся людям на глаза. Иди пешком. Иди по ночам. Днём спи в лесу, ты знаешь, как, но не забывай приводить себя в порядок, ты должен выглядеть не бомжонком, а обычным мальчишкой. Карта у тебя будет, хороший атлас…

— Куда мне идти? — прошептал Валька. — Куда идти?

— Пойдёшь на запад. Сориентируешься по карте. Если возьмёшь темп, то через неделю выйдешь к белорусской границе в районе Витебска. Границу переходи в стороне от КПП. Там её и нет, в сущности. В Белоруссии тебя тоже могут искать, но вряд ли. И всё-таки не расслабляйся. Ни в коем случае не расслабляйся! Понял, сынок?!

— Понял… — онемевшими губами прошептал Валька.

— Ты пойдёшь на озеро Нарочь. Там есть кордон Свясьцы. Лесника зовут Ельжевский. Ельжевский Михал Святославич. Михал — ударение на первом слоге, это имя, а не сокращение… Когда придёшь на кордон, просто попросись ночевать, а потом скажи ему — если будет не один, выбери момент, чтобы с глазу на глаз — скажи: «Все мы дети одной матери, — а он тебе ответит: — И руки у нас чисты.» Ты будешь жить у него и делать всё, что он скажет. Он не подведёт — скорей, небо рухнет.

— Оно рухнуло… — прошептал Валька. — Папа, папочка… а как же мама?!. Что с вами будет?!

— Не знаю, — честно ответил мужчина. Встал, поднял сына, стиснув его плечи. — Если случится… самое страшное…

— Нет! — вскрикнул Валька, его лицо исказилось. — Нет, нет, нет!

— Если случится самое страшное, — беспощадно продолжал Сергей Степанович, — ты должен поклясться мне, что никогда, ни при каких обстоятельствах, не простишь тех, кто разрушил нашу жизнь и нашу страну. Ты можешь простить наших убийц. Но тех, кто их направлял, ты не имеешь права прощать. Ты должен поклясться мне, что станешь мстить. Любым оружием и любым способом. До своей смерти. Ты клянёшься мне в этом? Помни: может быть, мы видимся в последний раз. И не смей плакать, Валентин.

— Я не плачу, — мальчик сжал зубы так, что заскрипела отставшая эмаль. Вскинул глаза на отца. — Я не плачу и не буду плакать. Я всё запомнил… папа, я хочу остаться с вами! — вырвалось у него с такой мукой, что Сергей Степанович беспомощно пошатнулся. — Я не знаю… давай поедем домой, возьмём пистолеты и попробуем уйти вместе… или просто станем отбиваться, пусть даже умрём, но только вместе, я прошу, папочка!

Сергей Степанович покачал головой:

— Если мы это сделаем — то мы признаем свою вину. И тогда вместе с нами пострадают десятки тех, кто сейчас может избежать ареста. Я отвечаю за этих людей… А бежать не удастся. Дом под наблюдением… и Ирину я не оставлю.

— А я?! — выкрикнул мальчик. — Я…

— Пойми, нам будет легче, в тысячу раз легче, маме и мне, если мы будем знать, что ты — не в их руках, — тихо сказал Сергей Степанович. — Пойми и прости нас.