Александр Мартынов - В заповедной глуши

— Я знаю, — выдохнул Валька, зажмурившись. — Я видел ту битву. Я погиб в ней… Мы все погибли, но немногие женщины и дети спаслись…

По дальней кромке поля двумя цепочками бежали ребята из подземного города — Валька уже знал, что их тут почти тысяча человек, а взрослых — немногим меньше. Бежали дружно и упорно, ветер доносил их голоса — непонятно, что они выкрикивали на бегу, но звучало это слаженно и грозно. Валька и Мора проводили их взглядами.

— Ты поедешь со мной? — спросил Валька. Мора покачала головой:

— Я не могу… Мы уезжаем. До лета. Я ведь не только твоя, Валантайн, — Валька вскинул голову и удивлённо улыбнулся. — Я принадлежу тем, кто ведёт войну. Да и ты ведь тоже?

— Да, — прошептал Валька. — Да, я тоже… Но…

— Если меня не убьют, если не убьют тебя, — ответила Мора, — то однажды в начале лета я постучусь в твой дом, русский. Если же меня или тебя убьют на нашей войне — мы снова будем ждать и снова встретимся… — она помолчала и прочла негромко, нараспев:

Это ваши, русские стихи. Но они для всех. И я не хочу быть счастливой в одиночку — или даже толькос тобой. Принимай меня, какая я есть — или сразу откажись. Я не обижусь.

— Какая ты… — прошептал Валька. — Я думал, что так не может быть… Это ты должна меня принимать или не принимать… валькирия.

— Вот, — Мора нагнула голову и сняла с шеи (волосы просыпались густыми медными нитями) медальон, который Валька уже видел, когда… — Это тебе. Нагни голову, воин. Я отдаю тебе себя и охраню тебя собой.

— Кельтский крест, — пробормотал Валька, становясь на колено, расстёгивая куртку и склоняя голову под крест, наложенный на круг. Руки Моры скользнули по его волосам. — Мне нечего тебе отдать…

— Глупый, — рассмеялась девчонка. — Ты же не мой побратим. Обмениваются побратимы…

Медальон был тяжёлый и тёплый. Валька застегнул ворот куртки и подумал, что всё ложь — не ХХI век никакой, а хорошо если Х-й… или ХХI, но до нашей эры?Ну и пусть.

«Вот я и завершён, — подумал мальчишка. — Осталось разве что найти себя.»

Он сам не очень-то понял, что означают его мысли.

Мальчишки бежали следом за своим тренером по краю поля, постепенно приближаясь. И Валька теперь расслышал их речёвку — первую строчку выкрикивал тренер, а следом упрямо и как-то свирепо рявкал ту же строчку двустишья плотно сбитый строй…

Снег естественно стаял и превратился в слякоть — почти непролазную на дорогах, но более-менее переносимую в других местах, на песчаной белорусской почве. Это была уже настоящая осень — мокрая, ветреная и дождливая. По ночам ветер выл на улице, и Витька иногда просыпался от тревожного стона деревьев. Сквозь дрёму он думал, что его предки верили: это леший не хочет ложиться спать на зиму и жалуется в лесу. Витька не знал, верит ли он в лешего. Всё может быть…В конце концов, разве не слышал он во время одной из своих лесных ночёвок отчётливо-ясные звуки близкого боя — очереди, выстрелы, взрывы гранат, крики людей…

По утрам было пасмурно и промозгло, даже если не шёл дождь. Выходить не хотелось вообще никуда, но было надо, и Витька выходил — работать. Сам над собой по привычке посмеивался, но выходил. Отшагивал километры то по тропинкам, то по мокрому лесу. В гирловку наведывался нечасто, но почти каждый день разговаривал с Алькой по телефону — час, а то и дольше. И с радостью отмечал, что девчонка не торопится уйти от телефона…

…Но это утро отличалось от прочих. Выглянуло солнце, подморозило — сильно, грязь окаменела, искрился лёд в лужах. Витька весь день бродил по дальним участкам и к вечеру понял без особого огорчения, что вернуться до темноты не успеет.

Он не очень хорошо помнил место, где оказался. Тут пуща расступалась в стороны от холма — высокого, но пологого, казавшегося от этого большущим. Серая редкая трава на склонах стояла ломкая, а самую вершину холма венчал дуб. Невысокий, приземистый, но так широко раскинувший чёрные безлистные ветви, что Витька даже тихонько присвистнул. Над дубом зажигались уже первые звёзды, и ярче всех горела Венера. Царила безветренная тишина, и Витька, стряхнув её очарование, начал готовить ночлег.

Неподалёку в лесу обнаружился выворотень — Витька натаскал под него побольше лапника, расстелил одеяло, запас сушняка (относительного) и разжёг небольшой костерок около «входа». Всё. Ночлег был готов. Оставалось поесть, устроить в огне полешки потолще и подлиннее — и заваливаться спать. Только бы дождь снова не пошёл, подумал Витька, нарезая финкой копчёное мясо. Нет, не должен. Небо совсем чистое (первый раз за две с лишним недели) и ветра совсем нет (тоже впервые за этот срок). И солнце садилось за чистый горизонт…