Том Шервуд - Люди Солнца

– Давай воды, Дэйл, – прохрипел я и, склонившись, хрюкая, стал сдавленно хохотать.

Принесли воды, плеснули на серое лицо. Лицо ожило, хотя глаза остались мутными.

– Она согласилась показать? – изо всех сил сдерживая смех, спросил я Дэйла.

– Согласилась, – он кивнул.

– Ну… А для чего же тогда этот концерт для соседей?

И Дэйл, наклонившись к сидящей возле стены прачке, громко проорал:

– А чтобы дошло!!

Женщина вздрогнула и закрыла глаза.

– Вставайте, мадам, – пригласил я её к осмысленным действиям.

– О, кто вы, сэр? – лязгая зубами, спросила она.

– Королевский лорд тайной полиции. Нет-нет, – добавил немедленно, гася в её глазах нарождающуюся злую радость, – я не по их души, а по вашу.

– Но, сэр… Я законная горожанка! Я налоги плачу! Могу счета показать…

– Покажете, да. Только не счета, а дом нотариуса. От этого зависит, кто пойдёт в тюрьму – вы или он.

Спустя пять минут карета тащилась обратно. Поворачивая в проулки, она сильно наклонялась: сидящий на крыше зелёный, испуганно-радостно повизгивающий ком своим весом лишал её устойчивости.

Дэйл довёл карету до двухэтажного, отдельно стоящего богатого дома с новенькой, влажной ещё штукатуркой. Натянул вожжи. Чарли, спрыгнув, попытался открыть ворота или калитку. Заперты. Тогда Пит с крыши кареты прыгнул на надворотную балку, с неё во двор. Миг – лязгнул засов – калитка раскрылась. Мы с Готлибом спешились, вошли во двор. Обогнули изрядные кучи чистого строительного песка, извести, глины. Следом вошли Гобо, Баллин и покачивающаяся от переживания прачка. На первом этаже раскрылось окно. Седоватый человек грозно сказал:

– Это частная собственность! Кто позволил?

– Правосудие, – отрубил ему я.

– Дверь заперта, – доложил Готлиб.

– Для правосудия не бывает препятствий.

Подняв руки, я уцепился за подоконник и рывком подтянулся. Человек испуганно отпрянул, а я впрыгнул в окно. Тут же следом впрыгнул и Готлиб. Гулко ступая по новеньким, ещё не прибитым к балкам доскам пола, Готлиб прошёл в коридор, отпер дверь. В комнату через минуту вошли Чарли, Дэйл, Пит, прачка и Барт.

– Он? – спросил у прачки Готлиб.

– Он самый, – вжав голову в плечи, подтвердила она.

Мы с Готлибом приблизились к нотариусу, гневному, с дрожащей он негодованья губой.

– Где девушка? – спросил его я.

– Какая девушка? – визгливо переспросил он.

И в ту же секунду звонко клацнул зубами. В одну груду у стены собрались стол, два стула, груботканая напольная дорожка и сам нотариус.

– Челюсть не сломал? – негромко спросил я Готлиба.

– Нет. Я скорее толкнул, чем ударил. Видишь – он в полном сознании.

Выражение дичайшей растерянности и дичайшего же страха выплеснулось на вмиг сделавшееся старым лицо.

– У него должны быть ключи, – кивнул я на задравшийся халат нотариуса.

Готлиб прошагал к груде.

– Нет-нет-нет-нет! – запричитал нотариус, закрываясь руками от подходящего Готлиба.

Тот крепко взял, поставил на ноги. Подвёл его к прежнему месту. Запустив руку в карман халата, вынул кольцо с ключами.

– Где девушка?

Вздрогнув, он показал на потолок.

– На чердаке?

Он мотнул головой. Прошептал:

– Второй этаж… Дверь… Направо…

– Какой?

И Готлиб приподнял перед ним кольцо. Трясущимися пальцами нотариус отделил ключ.

– Барт! – громко позвал я.

Бледный музыкант приблизился. Я протянул ему кольцо, держа его за отделённый ключ.

– Иди.

Стремительно поклонившись, он схватил ключ и бросился наверх.

В дверь, осторожно ступая, входили дети «Шервуда». Притихшие, внимательные. Вошёл Робертсон. Кивнул мне: «Лошадей привязал».

Я перевёл взгляд на Готлиба. Сказал:

– Посади их.

Готлиб поправил стол, поднял два стула, поставил их возле стены. Жестом указал на них нотариусу и прачке. Те сели. В изнеможении откинулись на спинки. Наверху послышался крик, потом громкий плач. Нотариус побледнел, съёжился. Медленно ступая, обнявшись, вниз спустились Барт и Милиния.

– Ой, кто это? – всхлипывая, вытирая ладошками слёзы, спросила девушка.

Взгляд её скользил по крепким вооружённым мужчинам и странной компании разного возраста детей, одетых в зелёные плащи с капюшонами.

– Бог мне послал столько друзей! – сказал ей поддерживающий её Барт. – Они помогли мне спасти тебя. Моя любимая, моя родная принцесса. Вот – Чарли. Вот – Дэйл…

– Нет-нет! – одновременно вскинули руки они. – Не нас представляй, Барт!

– Позвольте мне, – отменно вежливо произнёс Пит. – Леди, рекомендую вам самого влиятельного человека в Бристоле. Том Шервуд, барон…

Раздался костяной стук. Все оглянулись. Нотариус, встав на колени, моляще сложил руки.

– Барон Шервуд, – плачуще выговорил он. – Барон Шервуд! Клянусь, я не выдержу работы на корабле! Нельзя, нельзя мне в матросы, я стар!

Шагнув, я жёстко спросил его:

– Сколько стоят её слёзы?

Он задохнулся, умолк.

– Ты не знаешь? Я тебе доложу. Ты продашь дом. Не кому-то из друзей, за два пенни. Нет, за полную стоимость, с аукциона. Все деньги отдашь ей. Столько стоят её слёзы.

– Это справедливо! – звонко заявил рыжий разбойник, всё ещё сжимающий в руках крысу. – Или я тебя загрызу!

– Завтра, – спросил я, – понедельник? У нотариусов выходной день?

– Да, – дрожа, ответил бездомный. – Сегодня, воскресенье – последний рабочий…

– Смотри, как удачно. У тебя есть день на то, чтобы перевезти мебель, вещи.

– Ку-да?!

– Разумеется – к ней!

И я указал на дрожащую на своём стуле прачку.

– Две гнусные гадины, убивающие чужую любовь! Вы до конца дней будете жить вместе. В домике-прачечной, купленном на украденные деньги! И работать станете прачками, сами, без слуг! Столько стоят её слёзы. И стоимость нотариальной конторы сюда же, и стоимость твоего старого дома!

Я посмотрел на прачку.

– Я… Согласен! – с облегчением выдохнул нотариус и вполоборота посмотрел на соседку.

– Она тоже согласна, – уверил его я. – За принуждение девушки благородного происхождения к насильственному браку – лет пятнадцать тюрьмы. А в тюрьме – крысы.

Повернулся, кивнул своим. Барт, Милиния, Пит, Гобо, а за ними все остальные потянулись во двор.

– Завтра приедешь к Давиду, – негромко сказал я Готлибу, – пригласишь его проследить за делами. Кстати, пусть он найдёт приличного покупателя на нотариальную контору.

Готлиб кивнул, вышел. Я, оставшись наедине с полупленниками, шагнул и негромко сказал нотариусу:

– Всё озвученное имеет силу лишь в одном случае. Если ты не дотрагивался до неё. Но если выяснится…

– Клянусь! – как-то даже радостно закричал он. – Клянусь! Не дотронулся даже до края платья!

– Гут. – На манер Штокса завершил я и тоже вышел.