Жан Лаффит - Командир Марсо

В департаменте Дордонь вся земля изрыта подземными ходами и коридорами тысячелетней давности. Такие тайники, создаваемые самой природой, особенно часто можно встретить в горных районах департамента. Но снаружи видны только их входные отверстия — пещеры. Охотники иногда используют их, устраивая там пирушки в дни открытия охоты. Местные крестьяне почти не пользуются пещерами: их интерес к ним не выходит за рамки любопытства детей, ищущих приключений. Впрочем, бывает, что вплотную к пещерам подходят пашни или виноградники крестьян, и тогда в тени этих пещер, некогда служивших убежищем для предков человека, можно увидеть упряжку волов; они мирно отдыхают здесь, спасаясь от палящих лучей солнца.

Спустившись в глубокую пещеру, испытываешь такое чувство, словно проникаешь в недра земли, и сразу же со всех сторон тебя обступают тишина, мрак и тайны подземного мира. Осветив пещеру, увидишь на стенах фантастические тени; в темных углах обнаружишь висящих гроздьями летучих мышей, похожих на сухие листья; иногда вдруг натыкаешься на какие-то ходы или темные, бездонные провалы; вздрагиваешь, услышав шум подземного источника, бьющего ключом откуда-то из глубин земли, и останавливаешься, охваченный невольным страхом… Вероятно, этот инстинктивный страх и преграждал человеку доступ к неизведанным красотам и скрытым сокровищам природы. Он породил различные легенды и сказания, которые в течение многих веков передавались из поколения в поколение сельскими жителями, всегда принимавшими их на веру. Но в наши дни отважные исследователи тайн природы все чаще и чаще проникают в лабиринт подземных ходов, большей частью никем еще не изученных. По примеру героев Жюля Верна они спускаются под землю и выходят на свет в нескольких километрах от места входа. Они рассказывают какому-нибудь изумленному их открытием крестьянину, что под его амбаром протекает река или что сельская церковь стоит на озере.

Место для командного пункта выбрано не случайно. Скалы, маскирующие местопребывание штаба, громоздятся на холме, находящемся в центре расположения подразделений батальона, что значительно облегчает связь с ними.

Еще месяц тому назад все партизанские отряды, в полном своем составе, были расквартированы в Бреньяде — захудалой деревеньке, расположенной поблизости отсюда. Партизаны спали в амбарах или под навесом во внутреннем дворе школы, бездействовавшей с начала войны. Некоторые поселились в домах у крестьян. Большинство же бойцов соорудили себе шалаши под дубами, окружавшими деревенский пруд. Здесь, в этой небольшой деревеньке, где домишки лепились вокруг крохотной церкви, проживало раньше всего около двадцати крестьянских семейств. Они обрабатывали несколько малоплодородных участков земли, вклинившихся в лес. А теперь в Бреньяде разместилось свыше пятисот партизан. Они жили здесь, готовили еду, стирали белье, устраивали собрания для обсуждения разных вопросов и занимались множеством других дел.

Грузовики, легковые машины, мотоциклы проносились по старым дорогам. Одни группы бойцов уходили в наряд, по заданию или на ученье, другие отправлялись за продовольствием. Единственный класс маленькой школы приспособили для военных занятий. Школьный звонок оповещал о подъеме и о собраниях. Старый кюре, которому минуло уже восемьдесят лет, снова стал бодрым и вновь видел у себя в церкви, на утренней мессе и на вечерней молитве, некоторое число верующих. Рядом с церковью находился дом папаши Дюшана, высокого усатого крестьянина. В этом доме всегда царило оживление. Его жена, прозванная, по местному обычаю, Дюшантиль, суетилась возле большой плиты, на которой обычно кипел огромный котел. Их единственная дочь Мелани, крепкая, здоровая женщина, которая после смерти мужа, погибшего на фронте в Эльзасе, как-то увяла, работала, не покладая рук: мыла посуду, прибирала в доме, ухаживала за скотом и помогала матери готовить еду. В доме Дюшана, рядом с кухней, находилась комната с кафельным полом, где стояла кровать с пологом, стол, старый сундук и висели большие стенные часы. Там происходили заседания штаба партизанских отрядов. Перед домом, на скамейке, всегда сидели два-три бойца, занятых чисткой или смазкой оружия. Вся эта суматоха доставляла много радости внуку Дюшана, маленькому Пьеру. Стоило малышу познакомиться с кем-либо из вновь появившихся в доме, как он сразу же усаживался к гостю на колени верхом и лез с поцелуями, как бывало к отцу. Папаша Дюшан, ветеран еще Первой мировой войны, ни минутки не сидел без дела. Он все время сновал между амбаром, полем и домом, радушно угощал гостей, любил побеседовать с бойцами и попутно давал им всевозможные справки и советы; он был не прочь вспомнить и о своих прошлых походах. Но как только «его мальчики» — так он называл командиров партизан — собирались у него в доме для обсуждения вопросов, касающихся военных действий, он деликатно удалялся. Во время таких совещаний он сам стоял на страже у дверей, предупреждая с видом заговорщика заходивших к нему соседей: «Тс-с-с, не шумите, у меня заседает штаб».

Население деревни, конечно, получало кое-какие выгоды от пребывания в ней отрядов маки, но в то же время терпело от своих постояльцев и некоторые неудобства. Партизаны помогали крестьянам в полевых работах, чинили машины, крыши, сараи, поддерживали в хорошем состоянии дороги… Однако в деревне, где расположена крупная воинская часть, крестьянам неизбежно наносится какой-то ущерб: то свалят у кого-нибудь ограду, то обломают у дерева ветку, то затеряют или испортят инструмент, то нечаянно вытопчут засеянный участок. В тех случаях, когда в лагерь пригоняли скот или прибывали машины с мукой и хлебом, местные жители пользовались продуктами партизан, зато, со своей стороны, они снабжали партизан всем, чего тем не хватало. Постепенно в кладовках крестьян таяли запасы жиров, под потолком теперь уже висело лишь несколько колбас и наполовину срезанные куски шпика; в погребах пустели бочки с вином, а в сараях с каждым днем становилось все меньше кур и кроликов…

И все же крестьяне не жаловались. Они никогда не жили в достатке и привыкли думать только о сегодняшнем дне: сняв урожай, они оплачивали зерном свой долг булочнику; продав теленка, рассчитывались с бакалейщиком. У себя дома они пили вино только из выжимок, а хорошее продавали на сторону. Каждую неделю хозяйки отправлялись пешком на рынок в Палиссак, чтобы продать немного яиц, фруктов, домашнюю птицу или собранные в лесу грибы. В представлении бреньядских крестьян, чьи предки были когда-то крепостными, люди, жившие у них в деревне, сражались не только для того, чтобы изгнать из страны оккупантов, но и за то, чтобы в нищенской доле крестьян что-то изменилось к лучшему. Им, потомкам участников Жакерии, нечего было терять в этой борьбе. После войны, думали они, дела пойдут лучше. Вот почему все крестьяне Бреньяды — за исключением двух-трех хозяев, располагавших большим достатком, чем остальные, и сбывавших излишки продуктов по высоким ценам, — гостеприимно открывали свои жилища и амбары для партизан. Крестьяне получали с них плату только по твердым ценам, чаще всего — натурой, а когда могли, то и вовсе не требовали ничего. Папаша Дюшан никогда не брал у бойцов даже пачки табаку, не предложив взамен литр вина. Дюшантиль любовно называла партизанскую молодежь «пострелами» и тратила все свободное время, чтобы приготовить им еду повкуснее. Иногда она пекла для них хлеб в деревенской печке. В свою очередь, партизаны всячески старались оказать помощь крестьянам, хоть чем-нибудь услужить им. Пожилым людям они помогали в работе, маленьких ребятишек баловали. Словом, все жили будто одной большой семьей…