Жан Лаффит - Командир Марсо

— Мы им заявили… тут нет никаких террористов… Если вы нам не верите, берите нас заложниками…

Пейроль недоверчиво смотрит на Тайфера.

Беро и его приятели еще очень бледны. Часа два назад служанка Тайфера, встревоженная их воплями, открыла дверцу печи. Не слушая ее советов, партизаны вылезли из печи на кучу хвороста. Они предпочитали подвергнуться любой опасности, лишь бы не повторять недавней пытки.

В этот момент немцы как раз возвращались с мельницы и вели с собой начальника почты.

— Нам нельзя здесь оставаться, — объявил Арамис, немного отдышавшись.

— Но мы не можем показаться на улице, — сказал Беро.

— Во всяком случае, обратно в печь я не полезу, — заявил Портос. — Нужно придумать что-то другое.

Они послали служанку на разведку, потом, воспользовавшись тем, что внимание немцев было обращено в этот момент на почту, выбрались из городка через сады и добежали до кустарника, который рос по обочинам старой дороги, спускающейся вниз к равнине. Ища, где бы спрятаться, они наткнулись на Пейроля, притаившегося за кустами. Наметив, куда отступать в случае тревоги, все четверо уселись и стали ждать. Наконец они услышали крики Фернанды Пейроль, разыскивавшей мужа. Она сообщила им, что последняя машина с немцами уже уехала и в городке все спокойно. Тогда они решили вернуться в Палиссак.

— Обиднее всего, — заявил неугомонный Портос, — что из-за всех этих передряг мы не успели даже закусить как следует…

В этот вечер в хижине у виноградника Пейроля и вокруг нее царило необыкновенное оживление. Еще накануне здесь расположилась лагерем одна из партизанских групп — группа мушкетеров. Мушкетеры были в полном составе, включая двух новых бойцов — немца Людвига и парижского рабочего, которого за бельвильский [18] Бельвиль — предместье Парижа. — Прим. перев. выговор тут же окрестили Парижанином.

С Людвигом дело обстояло не так-то просто. Вначале Ролан объявил его военнопленным. Затем, после допроса, руководители сектора решили зачислить его во вновь формируемый батальон, который должен был состоять из групп иностранных добровольцев. Помимо крупного отряда испанцев в эту часть влились бывшие советские военнопленные, которым удалось бежать из концлагерей, вьетнамцы, ускользнувшие от работы на пороховом заводе в Бержераке, северо-африканцы, явившиеся из разных пунктов департамента, итальянцы, поляки, и даже группа немцев. Однако мушкетеры, встретившие Людвига во время боя в Мюссидане, приняли его к себе и не захотели с ним расстаться. Чтобы отстоять его, д'Артаньян приводил всевозможные доводы: Людвиг — антифашист, он доказал свою честность, доставив в группу ящик с гранатами; он говорит и понимает по-французски и может в случае надобности служить переводчиком; наконец, он даст ценные сведения о тактике, принятой в гитлеровской армии… Да и вообще он не будет исключением. Взять хотя бы Эмилио, по происхождению он итальянец, а после подвига, совершенного им в Мюссидане, назначен приказом командования сектора командиром отряда вместо Жаку… С ходатайством о Людвиге обращались к Пайрену, и тот в конце концов уступил.

— Ладно, раз уж вам так хочется, оставьте его в группе, но если возникнут неприятности, пеняйте на себя и с жалобами ко мне не бегайте.

В отношении Парижанина вопрос был решен сразу. Он был назначен в группу приказом Пайрена. Это был высокий человек с острым, как у куницы, лицом. До войны он работал токарем на заводе Рено. В 1940 году его арестовали и отправили в концлагерь в Дордони, откуда после трех неудачных попыток ему наконец удалось бежать незадолго до высадки союзников в Нормандии.

Таковы были новые бойцы группы, сидевшие этим вечером вместе с мушкетерами на мху при слабом мерцании звезд.

Старый Пикмаль и молодой Пейроль первыми заступили в караул: один — на перекрестке дороги, ведущей к хижине, другой — немного ближе к лагерю, чтобы в случае необходимости подать сигнал товарищам. Основные силы отряда расположились несколько позади, в маленькой ложбине, зажатой между лесистыми холмами замка Кантамерль.

Роже Беро рассказал товарищам о приключении с печью. Потом заговорили кто о чем: о находившемся под боком винограднике Пейроля, о том, что, возможно, булочник приедет этой ночью, об оставшихся дома семьях, об общем наступлении советских войск на фронте протяженностью в 300 километров, о близком уже теперь окончании войны…

И тут бордоский рабочий д'Артаньян сообщил им:

— Должен сказать вам, ребята, — сегодня я вступил в партию.

— Вот здорово! — восклицает Арамис. — Теперь мы можем образовать свою ячейку из трех человек.

— А кто еще у нас коммунист?

— Да вот с Парижанином и со мной будет ровно столько, сколько требуется.

— Я тоже очень хотел бы войти в ячейку, — говорит Людвиг. — Конечно, если французские товарищи не будут против.

— А ты состоишь в партии?

— С 1925 года.

— А мы? — спрашивает Портос. — Разве мы не в партии?

— Ты в нее вступал?

— Нет.

— Значит, ты не в партии.

— Разве для этого недостаточно быть в Ф.Т.П.?

Арамис принимается объяснять:

— Ты же прекрасно знаешь, что в рядах Ф.Т.П. находятся не только коммунисты. Возьми для примера нашу группу: ты и Пейроль — те, кого можно назвать «сочувствующими», Атос — социалист, папаша Пикмаль каждое воскресенье ходит слушать мессу. А Роже на днях заявил нам, что коммунисты хороши во время войны, но в мирных условиях, мол, лучше иметь дело с партией радикалов.

— И совсем не так, — возражает Роже Беро. — Я сказал, что после войны нужно осуществить программу радикалов: уменьшить налоги, помочь крестьянам…

— Тогда объясни мне, что же надо сделать, чтобы состоять в партии? — спрашивает Портос.

— Я тебе уже сказал: надо в нее вступить. Но сначала нужно хорошенько подумать. Смотри, вот д'Артаньян… он все продумал.

— Это Роз Франс помогла мне принять решение, — говорит д'Артаньян. — С того времени, как она появилась в маки, а Марсо назначили командиром сектора, обстановка сразу изменилась. Мы стали получать газеты и брошюры, Пайрен организует беседы на политические темы, товарищи рассказывают о партии, дают читать «Юманите». А раньше только и занимались, что уставами да военной теорией. Теперь мне помогли понять, что я, сам того не сознавая, был коммунистом…

— То, что ты сказал, как раз и подтверждает мою мысль, — говорит Портос. — Когда вступаешь в Ф.Т.П., то неизбежно становишься коммунистом.

— Почему же неизбежно? — спрашивает Атос.

— Потому что, по-моему, состоять в Ф.Т.П. — это значит быть коммунистом.

— Ты не прав, — снова вмешивается Арамис. — Я привел тебе в доказательство пример с нашей группой. Можно посмотреть и повыше. Взять хотя бы Пораваля. Ты думаешь, он коммунист? И, однако, он командует у нас батальоном. Или Констан, который, по его словам, никогда не занимался политикой! А доктор Серве, выступавший на выборах как кандидат социалистической партии? А кюре, который каждое воскресенье служит в батальоне мессу?