Петр Сергеев - Когда открываются тайны (Дзержинцы)

— Жива, милая, завяжи потуже вот этот узелок...

Грицюк застонал, жалобно приговаривая:

— Не сдался живым гад... Ох, и попадет от начальника.

— Не горюй, милай, — успокаивала цыганка. — Сама за все отвечу...

Бородин стал неузнаваем. Его щеки ввалились, заострились скулы. Складка на переносице придавала лицу озабоченность.

Сергей Петрович не мог простить себе неудачу с Демидовым, этим хитрым, умным и опасным агентом вражеской разведки. «Тяжелая ошибка! Можно было предположить, что заклятый наш враг сбежит? Он, конечно, чувствовал, что его скоро раскусят и что он уже в окружении. Предвидеть все мы не смогли. Но ведь без этого качества разведчик неполноценен». Эта мысль неотступно преследовала начальника Особого отдела.

Сегодня начальник охраны границ вернулся из очередной поездки по побережью. Было далеко за полночь, когда закончилось оперативное совещание. Надо было подготовить докладную в Москву, но пальцы неожиданно разжались, уронив на стол карандаш. Ноги отяжелели. Бородин с трудом поднялся и, напрягая все силы, добрел до дивана. Перед ним каруселью закружились отделения, пункты, заставы с большими и малыми пограничными городами, и каждый докладывал: «Все в порядке, граница на крепком замке...»

— А как понимать частые задержания контрабандистов? — спрашивал Бородин, и сам себе отвечал: «В Одессе, говорят, легче вести борьбу с любой банной, чем с нашей контрабандой». По побережью, точно акулы, всплывали вражеские подводные лодки. В его разгоряченном мозгу возникла совсем недавняя картина встречи пограничного катера с одной из них, успевшей подобрать в море неизвестного человека. В неравном бою чудом спаслось сторожевое суденышко от вражеской мины.

Из приемной до его слуха донеслись звуки, похожие на барабанную дробь — это ритмичное постукивание машинки. Слух воспринял эти звуки, как музыку. Хотелось слушать и слушать его... Троекратный бой часов сообщал приближение нового дня. Сергей Петрович решительно поднялся и направился к двери с мыслью — немедленно отправить Любочку домой и даже лично проводить ее. Он подошел к девушке, прилежно выстукивавшей букву за буквой. Она, не оборачиваясь, почувствовала его взгляд.

— Имейте в виду, — неожиданно для самого себя перешел Бородин на официальный тон, — на вас наш режим не распространяется. Идите домой.

— Но ведь вы сами дали распоряжение задержаться, — ответила девушка.

Бородину стало не по себе, и он, подыскивая нужные слова, ответил:

— Вам непосильна эта нагрузка. Немедленно идите домой.

Сергей Петрович хотел добавить: «Я провожу вас», — но вместо этого, круто повернувшись, подошел к телефону.

— Товарищ Галушко, попрошу ко мне.

После ранения Грицюка усатый матрос Нечипор Галушко исполнял обязанности коменданта. Он взял себе за правило не уходить на отдых раньше начальника. Матрос вошел в приемную и приготовился слушать.

Только сейчас Бородин осмыслил нелепость вызова коменданта. После паузы нерешительно сказал:

— Товарищ Галушко, Любочку мы задержали чуть ли не до рассвета, вам ведь по пути...

Когда Сергей Петрович остался один, на него нахлынуло непонятное чувство тревоги за судьбу девушки. Нет сомнения, что ее на каждом шагу подстерегает опасность. Демидов не одинок, его глубоко законспирированная агентура по всему побережью и даже в этом городе в любую минуту может сделать свое черное дело.

В дверь постучали. Вошел комендант. Его плотная фигура по-морски чуть покачивалась.

— Разрешите, товарищ начальник, побеседовать.

Бородин показал на кресло. Матрос, казалось, не заметил жеста Сергея Петровича.

— Хорошая девушка у нас, товарищ начальник. Матросы при ней худого слова не скажут. Сестренкой от души называют, только вот судьба ее сложилась... Одним словом — сиротская доля...

Бородин старался разгадать смысл недосказанных слов старого матроса. Тот по привычке тронул черный, точно воронье крыло, ус и передал своему собеседнику конверт.

— Из дому письмо получил...

«Дорогой наш отец, — читал Сергей Петрович, — вот уж седьмой год, как мы с мамой не видим тебя. Сегодня разбирали мое заявление и приняли в комсомол. Я пришла домой и рассказала тебе свои радости. Ты смотрел с портрета, что висит над моей кроватью, и улыбался моему счастью. Наша мама тоже говорила тебе хорошие слова. Она у нас на селе самый лучший оратор. Дел у нас очень много: беднота засеяла землю семенами, которые отобрали у кулаков, а они грозятся: сейте, говорят, убирать мы будем... На прошлой неделе сельсовет подожгли. Мы, комсомольцы, охрану держим: во всей волости нашей.

Когда я прочитала твое письмо о Любочке, которая так хорошо сыграла сестру милосердия, я решила тоже организовать у нас драмкружок. Попроси, пожалуйста, ее прислать нам эту пьесу. А может быть, и Любочка приехала бы к нам в гости? Поучила бы нас, как разыгрывать пьесы... Ох, и побегали бы мы с ней по нашим зеленым полям. А ромашек, васильков и колокольчиков сколько нарвали бы! Скоро утро, сейчас я очень-очень скучаю. Мама говорит — ложись спать, а я не могу, жду тебя, наш черноусый папка! Твоя Катря».

Сергей Петрович, глядя на четкий почерк письма, спросил:

— Почему, товарищ Галушко, вы раньше не говорили мне о своей семье?

Комендант кашлянул, переступая с ноги на ногу.

— Если каждый матрос начнет рассказывать свои истории, времени на охрану границ не хватит...

Бородин не отвечал. От этого пожилого матроса, черноморца-сверхсрочника, прошедшего с оружием в руках всю гражданскую войну, он ждал просьбы, если не демобилизоваться, то поехать в заслуженный отпуск.

Галушко тоже молчал, его думы кружились у белой хаты, где расстался с молодой женой и малой Катрей. Мобилизованный моряк запаса, призванный на защиту России от немецкого кайзера, вкусил все прелести царской службы на флоте.

— Вчера были у Грицюка? — прервал молчание Бородин.

— Заходил, говорит — днями на выписку.

Сергей Петрович написал записку и передал ее матросу.

— Торопить Грицюка с выпиской не будем. Потемкин найдет вам заместителя, и первым поездом езжайте к семье на Полтавщину...

Галушко оторопел, он не предполагал, что дело может принять такой оборот, да он и не за тем пришел.

— Я не о себе, товарищ начальник, меня больше ждали, подождут еще, пока волка поймаем.

— Поймаем, товарищ Галушко, обязательно поймаем, только не так скоро и не так легко до его берлоги добраться... поэтому съездить к семье вам необходимо.

— Спасибо за заботу, товарищ начальник, — просиял Галушко, — только со мной дело терпит. — Матрос подошел ближе к Сергею Петровичу: — Безвинный человек из-за гада погибает.