Юрий Гулин - Пять из шести

Старх потянулся к стакану с соком, и пока он смачивал натруженное горло, рассказ продолжила Катя.

– Мы отыскали в Харбине некую Ю Гу-Цин. Очень симпатичная девушка и хорошо говорит по-русски. Она многое рассказала о своем предке капитане Гущине и помогла обнаружить карту.

– И где же она? – нетерпеливо спросил Геннадий Максимов.

Катя посмотрела на мужа. Старх улыбнулся легкой слегка загадочной улыбкой, водрузил на стол стоящий до того на полу дипломат, лихо щелкнул замками, откинул крышку, извлек из нутра дипломата холст без рамы и продемонстрировал его собранию.

– Александр Васильевич Колчак, – прокомментировал увиденное Максимов.

– Он самый, – одобрительно кивнул Старх. – Портрет адмирала Колчака. Писан с фотографии неизвестным китайским художником в Харбине осенью 1920 года.

– Можно? – протянул руку Максимов.

Старх, молча, передал ему холст. Майор быстро осмотрел портрет и удовлетворенно улыбнулся.

– Холст сдвоенный, – объявил он таким тоном, будто только что сам сделал это открытие, – между половинками карман до недавнего времени заделанный, а в нем… – Майор двумя пальцами подцепил что-то внутри холста и вытащил на свет. – А в нем, видимо, карта!

Максимов встал и понес сложенный лист к столу. Старх убрал дипломат, Геннадий положил лист на стол и развернул.

– Точно, карта, – не совсем, однако, уверенно произнес майор. – Вернее, ее ксерокопия. – Он вопросительно посмотрел на Старха.

Меж тем все потянулись к столу, даже Лена со своим заметно округлившимся животом.

– Дело в том, – пояснил Старх, – что оригинал карты оказался весьма ценной вещью.

– Юля нам объяснила, – продолжила за мужем Катя, – что это работа очень известного в Китае мастера. Вернее известными его работы стали совсем недавно. Мастер уже много лет покоился в земле, когда вдруг обнаружилось, что он был, чуть ли не гением. И теперь любая его работа стоит огромных денег.

– Так что Юля Гущина враз обогатилась, – вновь перехватил слово Старх, – и в благодарность презентовала нам и ксерокопию карты и сам портрет, который художественной ценности не имеет, и дневник своего предка капитана Гущина.

Сообщение о дневнике на некоторое время отвлекло внимание от карты. Все смотрели на Старха, который уже извлекал из дипломата тетрадь в кожаном переплете.

– Занимательное, я вам скажу чтиво, – потряс дневником Старх, – однако к нашему делу большей частью отношение не имеющее. Потому я тут карандашиком нужные места отметил, их я вам сейчас и зачту.

Старх раскрыл тетрадь и стал перелистывать пожелтевшие от времени страницы.

– Вот, например, любопытная запись. – И он зачитал, водя пальцем по строчкам: – "… Сюда не дотянутся алчные руки союзников, достояние России останется в русской земле. С собой взяли три пуда на расходы…" Или вот: "… Карту узкоглазый нарисовал отменную. Теперь без креста и портсигара сам черт не найдет дорогу к закладке…" И последнее: "… Решили так: если не мы, то пусть наши потомки, но не ранее 10.10. 2010. Почему так – не знаю. Вяземский что-то объяснял, но я так ничего и не понял…"

– И это все? – разочарованно спросил Максимов. – Может вы что-то пропустили?

Старх, молча, протянул ему дневник. Геннадий принял тетрадь, но читать не стал, а обратился к карте.

– Вы уже разобрались, что вся эта аллегория может означать? – спросил он у Страха.

– Ну, как-то так… – уклонился от прямого ответа Вяземский. – Карта, очевидно, сориентирована по сторонам света. Вот эта медуза с хвостом – Байкал.

– А что, похоже, – кивнул Максимов. – Щупальца – реки, которые впадают в озеро, а хвост – Ангара.

Женщины рассматривали карту, молча, внимая умным речам мужчин.

– Драконы, – продолжил Старх, – видимо, хребты.

– А цифры? – спросил Максимов. – Их тут не пересчитать.

Вяземский пожал плечами.

– Одна из них, скорее всего, указывает на клад. Но какая?

– Да… – протянул Максимов. – Без портсигара не понять. Что там на нем, и где его искать?

– Что на портсигаре узнаем, когда его найдем, – сказал Старх. – А искать его надо в Даурии.

– Почему именно в Даурии? – удивился Максимов.

– А потому, Гена, что "харбинская" история еще не закончена. Юля поведала нам одну притчу, которая передается в их семье из поколения в поколение. Якобы через полгода после гибели капитана Вяземского пришел к его жене один человек – русский казак, который поведал о том, что есаул Егоров погиб от руки одного из приспешников атамана Семенова – чего-то они там не поделили. Умирая, Егоров попросил того казака отыскать в Харбине капитана Гущина и поведать ему о том, что портсигар теперь в руках убийцы Егорова. А произошли все эти страсти, стало быть, в Даурии.

– А фамилию убийцы тот казак назвал? – спросил Максимов.

– Назвал. Тимофеев.

– Хорошо! Я постараюсь узнать как можно больше об этом Тимофееве, а вы, – Геннадий обвел собрание глазами, – готовьтесь в дорогу!

– Как я вам, ребята, завидую! – вздохнула Лена. – Если бы не сын, – она ласково погладила живот рукой, – махнула бы и я с вами!

Майор Максимов внутренне перекрестился. Вовремя обрюхатил генерал жену. Если за Свету грозят голову снять, то за Лену и кое-что более ценное оторвут не задумываясь!

– Это ты в точку попал! – дослушав доклад, хохотнул Сологуб. – За свою Лену Еременко бы тебе точно яйца оторвал! – Потом, не обращая внимания на хмурое лицо Максимова, спросил: – И что там Тимофеев?

– Был такой. Состоял при Семенове палачом. Предан был атаману как собака. Их и повесили-то рядышком.

– Справедливо. Любишь атамана, люби и рядышком висеть, – подвел черту под судьбой Тимофеева Сологуб. – А про портсигар что-нибудь выяснил?

– В описи вещей, изъятых у Тимофеева при аресте, портсигар не числится.

– Ишь ты, – удивился Сологуб. – Опись, значит, сохранилась? Какого только мусора в архиве не держат… Да… обрубился, значит, кончик?

– Не совсем… – загадочно улыбнулся Максимов.

– Ты вот что, Гена, – рассердился Сологуб, – кончай мне тут туман напускать. Обойдемся без мхатовских пауз.

– Нашлась ниточка, Михаил Иванович, – зачастил майор. – Отыскал я в Москве одного ветерана из наших, который при аресте Тимофеева присутствовал. Так он божится…

– Окстись, Гена, – прервал майора Сологуб. – Как такой может божиться?

– Я хотел сказать: утверждает, – поправился Максимов.

– Другой коленкор, – кивнул Сологуб. – Хотя, учитывая его возраст, это слово тоже не очень-то катит. Ну, да за неимением гербовой… Продолжай!

– Так вот, видел он этот портсигар! Массивный, серебряный с двуглавым орлом на передней крышке и какими-то письменами на задней. Сам он его не брал, но кто мог это сделать припомнил. Писарь, что опись составлял.