Андрей Черетаев - Сибирский Робинзон

«Боже мой, как же болят шпангоуты, — сквозь однообразно ноющую боль подумал я, — еще немного — и льдины превратят меня в груду щепок и тряпок. А может быть, это к лучшему? Нет сил больше терпеть эти постоянные, изматывающие боли…»

Неожиданно льдины задрожали, и вместе с ними задрожал и я — корабль. Боль пронзила меня от киля до самой макушки грот-мачты. Лед на вантах с треском рассыпался, и поток ледяных осколков полетел вниз, с шумом осыпавшись на палубу.

«Все, конец», — подумал я.

Волки завыли мне реквием. Но вдруг, громадные поля-льдины ослабили хватку, и трещины указали мне путь на свободу, хотя мир вокруг меня продолжал дрожать, под несмолкаемый, протяжный волчий вой.

От сильного толчка я открыл глаза, не успев до конца проснуться, и тут же был буквально подброшен, при этом больно ударившись головой об стенку. Ничего удивительного не было в том, что я никак не мог понять, что же происходит. Вокруг тьма египетская, все прыгает, сверху сыплются снег и ветки, да еще какой-то омерзительный вой, раздающийся как будто над самым ухом.

Очередной толчок заставил меня ухватиться за унитаз. И только холод привел меня в чувство.

«Землетрясение», — догадался я.

Следующие, менее сильные толчки подтвердили мое предположение, развеяв всякие сомнения. Впрочем, минутный страх быстро испарился. Я сообразил, что мне не грозит быть погребенным под снежной лавиной или грудой плит и кирпичей рухнувшего дома.

Постепенно, минут за двадцать, толчки сошли на нет. Земля успокоилась. Все замерло, наступила тишина. Сверху, через поврежденную крышу, лился дневной свет.

— Вот это да! — удивленно и почти с восторгом прошептал я. — Вот это сила, вот это мощь…

Однако долго сидеть на холодном полу мне было не к чему, и я поднялся на ноги. Затекшие икры пронзила острая боль, словно тысячи маленьких иголок впились в мышцы.

Я зашипел от неприятной боли и принялся растирать ноги. Как назло, природный зов стал совсем невыносимым. И я, чтобы не лопнул мочевой пузырь, превозмогая сопротивление мышц, согнувшись в три погибели и держась рукой за причинное место, я выбрался на улицу.

Я пулей вылетел наружу, стараясь на ходу добраться до ширинки. В обычной обстановке дело это нехитрое, но здесь оно оказалось сверхсложным. В своей одежде я был похож на капусту в сотне одежек, да и бег вприпрыжку не способствовал ускорению дела.

— Ох, хорошо, — с умиротворением сказал я, когда дело дошло до финальной части, — как же хорошо!

По-кошачьи зажмурив глаза, от удовольствия покачиваясь под журчание веселого ручейка, я наслаждался жизнью, не думая о предстоящих испытаниях.

— Жизнь хороша, когда… делаешь это не спеша, — попытался я сострить.

Я внимательно осмотрелся. Наступило утро нового дня. К моей радости, утро было солнечным.

— И был вечер, и было утро, — неизвестно к чему сказал я.

Сначала мне показалось, что ничего не изменилось в привычном пейзаже. Все также стоят деревья, белый снег пушистым одеялом укрывает землю, ветки и шишки чуть слышно падают вниз. Но в следующее мгновение я осознал, что пейзаж стал немного иным. Несколько древесных стволов было повалено, снега заметно прибавилось. Похоже с ближайшей горушки сошла таки небольшая лавина. Кедровых шишек и сухих веток тоже прибыло, что не могло не радовать. Значит, я буду с дровами и какой-никакой пищей… Вот только не понравился мне глухой шум, доносящийся со стороны реки…

Нащупав в кармане нож, я стал по пояс в снегу пробираться к реке. Худшие мои подозрения оправдались. Из-за землетрясения ледяной панцирь, сковавший реку, лопнул. Освободившись, она вздыбила льдины, нагромоздив самые настоящие торосы, которые загородили русло. Я с тревогой смотрел, как на моем берегу медленно, но неотвратимо прибывает черная вода.

– Ну и влип же я… — пробормотал я. — Только наводнения мне не хватало…

Я с трудом отвернулся от этого, притягивающего взгляд зрелища и зашагал к своему жилищу, но не успел я сделать нескольких шагов как…

— Вот дьявол!

На снегу в метрах десяти от меня действительно сидел «дьявол», одетый в серую шкуру. Волк был довольно крупным. Острая морда плотоядно оскалилась, когда глаза хищника встретились с моими.

От неожиданности и испуга я окаменел. Растерявшись, я никак не мог сообразить, что мне делать. Из ступора меня вывел волк. Зевнув, хищник поднялся, может быть, чтобы наброситься на меня, а может быть, просто потому что замерз. Я вытащил из кармана нож и вытащил лезвие. Солнечный луч остро блеснул на полированной стали. Не знаю, этот ли блеск подействовал на волка или у него были какие-то свои причины, но он повернулся ко мне хвостом и не спеша потрусил в сторону леса.

Говорят, к хищникам нельзя поворачиваться спиной. Это на них действует как сигнал к атаке. Поэтому я стал пробираться к своему обиталищу, стараясь не выпускать убегающего волка из поля зрения. А вдруг это только отвлекающий маневр и стоит мне зазеваться, как серый хищник настигнет меня?

— Утро перестало быть однообразным и пресным, — сказал я, запершись в своей каморке и вытирая мокрое от пота лицо. Сердце напряжено стучало, отдаваясь глухими ударами в висках…

Я прислушался, но никаких подозрительных звуков не услышал, кроме гула вырвавшейся из ледяного плена воды. В каморке было холодно, но светло. Землетрясение основательно попортило мою крышу. Оледенелая корка снега, образовавшаяся на навесе из еловых лап, распалась на отдельные куски, которые усеивали пол, красовались в погасшем очаге и раковине. Убедившись, что хотя бы дверца надежно заперта, я стал разжигать огонь, предварительно очистив очаг от снега.

Прошло совсем немного времени, и небольшой огонь вновь, словно цветок в горшке, ожил. Я настолько стал уважать огонь, что каждое утро, когда он вновь поднимался над очагом, приветствовал его. Я радовался ему и его теплу, которым он щедро делился со мною.

«Ну прямо как зороастриец», — думал я о себе.

Впрочем, жизнь — такая непредсказуемая особа, что без сюрпризов она просто не может обойтись. Кому-то она готова подсластить бочку дегтя, а кому-то тем же дегтем испортить бочку меда.

На этот раз она подбросила мне большую кучу сюрпризов. Первый заключался в том, что речка вышла из берегов и, похоже, мне угрожало наводнение. Второй — в том, что рядом рыскал волк и, наверняка не один. Третий сюрприз состоял в отсутствии солидного запаса пищи. Четвертый — в том, что дров в каморке почти не осталось. Пятый: крыша нуждалась в починке… И все эти неприятности были взаимосвязаны. Из-за волков я боялся выйти на улицу, чтобы пополнить запасы хвороста. (Хорошо, что я крепко спал, поэтому ночной запас дров был израсходован только наполовину.) По этой же причине нельзя было пополнить пищевой припас, собрав кедровые шишки, а заодно и починить крышу. Наводнение уже само по себе неприятность из неприятностей, к тому же, из-за него волки отрезаны от противоположного берега и у них нет возможности вернуться к самолету за пропитанием…