Луис Бетанкур - Здесь песок чище

— Что значат несколько долларов, когда есть кубинцы, которые рискуют жизнью в горах своей Родины, и многие готовы отправиться за ними вслед! Что значит пойти на денежные жертвы, если есть люди, которые работают день и ночь для освобождения Родины!

Кто-то из кубинцев попросил слова:

— Я согласен, целиком согласен с вами. Все мы, кубинцы, должны пойти на крайние жертвы. Я готов к этому.

По рядам прокатился шумок, и зал замер в ожидании дальнейшего.

— Мне приходится много работать, — продолжал оратор, придавая своим словам несколько драматический оттенок, — как и всякому другому здесь, в Нью-Йорке. Я зарабатываю в неделю сто двадцать пять долларов. Это совсем немного при нынешней дороговизне. Их едва хватает, чтобы свести концы с концами, но все же это кое-что, и я разделяю призыв Насарио. Мы должны идти на крайние жертвы, и я готов начиная с этого дня отдавать половину зарплаты на дело борьбы, какой бы долгой она ни была…

Зал взорвался громом аплодисментов. Напрасно Андрес Насарио призывал всех к спокойствию, чтобы продолжить митинг. Слишком волнующим было сделанное заявление.

— Тише, пожалуйста, я хочу сказать… Этот человек, этот кубинец… Его самоотверженность, его патриотизм наполняют мое сердце надеждой… Именно такие люди построят новую Кубу… Я хочу обнять его от имени…

— Одну минуточку! — прервал его оратор. — Мне не дали закончить.

Насарио вновь попросил тишины. Человек на трибуне приковал к себе всеобщее внимание. Все затихли, ожидая, что он добавив к своему обещанию что-то еще более сенсационное. Насарио даже повернул голову, чтобы лучше слышать ласкающие слух слова. Его распирало от самодовольства. Митинг действительно стал волнующим событием. Он надеялся, что этот эмоциональный взрыв вызовет поток долларов в худеющую кассу его антикастровского крестового похода. Как хорошо, что он приехал в Нью-Йорк! Жители Севера отвечали на призыв так энергично, может быть, потому, что были богаче, или оттого, что у них не так часто трясли копилкой перед носом. В тот достославный момент Насарио подумал даже о переносе штаб-квартиры "Альфы" поближе к открывшейся золотой жиле. Между тем оратор закончил свое выступление:

— Я буду отдавать, как уже сказал, половину моей зарплаты, пока длится война, но при одном условии, единственном условии: пусть сеньор Андрес Насарио Сархен покажет мне в своей трудовой книжке запись хотя бы об одном дне работы за все годы, что он находится в эмиграции и собирает деньги для подготовки рейдов!

Легко представить, что произошло после этих слов. Журналист из Нью-Джерси сообщил в своей корреспонденции: "Тут Троя вспыхнула пожаром. Люди толкались и били друг друга, летели стулья, началась настоящая потасовка. Сбор средств, конечно, не состоялся".

С Насарио произошел и такой случай. Ему стало известно, что врачи устраивают банкет. Входной билет стоил дорого, и это говорило о том, что соберутся самые преуспевающие. Насарио решил, что его патриотический долг — быть среди них. Он достал подходящую для случая копилку, которую собирался пустить по кругу самых известных в эмиграции врачей, и отправился на банкет. Но безуспешно толкался в зале — никто не хотел удостоить его своим вниманием. К концу банкета Насарио совсем сник, не понимая, откуда такая скупость у столь состоятельных людей. Он уже собрался убраться восвояси, когда организатор банкета подозвал его к себе, многозначительно опуская руку в карман. Когда тот с послушанием примерного пса подбежал, врач вынул из кармана почерневшую центовую монетку с изображением Авраама Линкольна и опустил в копилку, громко сказав: "Знай, что это больше, чем ты стоишь… но пусть идет на дело".

Здесь раздались не аплодисменты, как в Нью-Джерси, а дружный хохот, провожавший Насарио до самого выхода.

Таков был тяжкий крест, который приходилось нести Насарио. Поэтому после стольких испытаний, стольких скандалов новая горькая чаша представлялась не более чем привычной горькой пилюлей, и выпить ее он должен был у Гошгариана.

В своем убежище на Линкольн Роуд Молл, тихой улочке "только для пешеходов", пересекающей с запада на восток сердце Майами Бич, Гошгариан вел жизнь преуспевающего человека, совмещая работу адвоката и агента ЦРУ.

Это было второе посещение Насарио его роскошной квартиры.

Улыбка Гошгариана неизменно входила в ритуал гостеприимного приема и ни в коей мере не уменьшала страха гостя. Гошгариан ежедневно подавал пример того, что "жестокость может быть и в мягких перчатках". Он предложил Насарио присесть. Почти совсем утонувший в мягком кресле, старчески скрюченный, Насарио являл собой символ полного поражения. Он сделал вид внимательного слушателя, не осмеливаясь произнести ни слова. Гошгариан сел напротив и придвинул свое кресло. Слегка наклонившись вперед со скрещенными на груди руками, он начал говорить:

— Буду краток. Речь идет о Сантосе. Настал час "Пересмешника", а он не появляется. Подозреваю, что он не появится и у судьи Итона. Что произошло?

— Очень печально говорить об этом, сеньор Гошгариан, но случилась неприятность. Наш друг Сантос уже не сможет принять участия в этой рискованной операции, не сможет он и прийти к судье Итону. Но не по своей воле. У Сантоса ее попросту больше нет. Он умер.

— Ах вот как? Не может быть!

— Я уже пережил эту неожиданность. Печальное известие полностью подтвердилось.

— Ну если дело обстоит так, как вы утверждаете, то настало время ЦРУ проверить эффективность своих каналов информации. Вы сообщаете мне "полностью подтвержденное" сообщение о смерти Сантоса, а я получил известие от ЦРУ, что он жив, хотя и вышел из-под контроля "Альфы", действует, как представляется, на свой страх и риск и просит о въезде в Чили. Скорее всего, он ищет контакт с ДИНА. Очень типично, не правда ли? Но кому же верить? Вам или моему начальству?

Насарио в лицо назвали лжецом. Он попытался защищаться:

— Неужели меня обманули? Мои люди произвели проверку на месте событий… мои люди…

— Вы совсем распустили своих людей, — прервал его адвокат, постукивая кулаками по подлокотникам кресла. — Хуже всего то, что вы сами хорошо знаете это!

Насарио сделал протестующий жест, но адвокат стукнул кулаком по подлокотнику кресла и резко выпалил:

— Если вы не будете говорить откровенно, давайте прекратим этот разговор со всеми вытекающими для вас последствиями. Я сделаю так, что вам придется отвечать за все! Сантос не был включен в число тех, кто переходит к ДИНА, но вы позволили ему уехать. Предполагалось его участие в "Пересмешнике", но вы потеряли его из виду. ЦРУ нужно было, чтобы он находился под наблюдением, но вы позволили ему уехать. Он подлежал суду, и мы были уверены, весь механизм процесса будет таким же с "Альфой", но вы позволили ему уехать. Вы!