Томас Тимайер - Рептилия

— Нет… да. Извините, повторите, пожалуйста, вопрос.

Я почувствовал, как мое лицо начало краснеть от стыда. Она рассмеялась. Это явно доставляло ей искреннее удовольствие — вгонять меня в краску. Только вот я, к сожалению, не мог вполне адекватно на это реагировать — не знаю, почему: из-за собственной усталости, из-за ее темного цвета кожи или же из-за столь экстравертной манеры поведения Элиши.

— Я слышала, что вы работаете на кафедре структурной биологии. А чем именно вы занимаетесь? — спросила она, протискиваясь между двух грузовиков.

— Я исследую протеины, которые посредством внутриклеточных сигнальных путей регулируют рост и специализацию клеток в здоровом организме. А кроме этого, я слежу за процессом реакций отдельно взятых протеинов и изучаю техники протеиновой кристаллографии.

— Никогда не слышала про такое.

— Она позволяет определять строение протеинов. Белки подвергают кристаллизации и воздействию синхротронного излучения. Искривление излучения позволяет увидеть структуру молекулы протеина. Это крайне важно при клонировании.

— Звучит заманчиво, — сказала Элиши без малейшего энтузиазма и снова выехала на встречную полосу.

От неожиданности я пригнулся и из такого положения еще раз посмотрел на новую знакомую. Сейчас, при дневном свете, она выглядела еще красивее. Ее нос был прямым и узким, что для жителей здешних краев не слишком типично. Но, несмотря на весьма незаурядный вид, Элиши совсем не казалась таким человеком, который придает внешности слишком много значения. Взять, к примеру, эту футболку. Нет, я лично не имею ничего против Игги Попа, он мне даже нравится. Только я даже вообразить не мог, что в этой части света можно так свободно одеваться, к тому же, будучи сотрудником университета. Ее кожу покрывали мелкие, едва заметные капли нота и, нужно признать, что это показалось мне весьма соблазнительным. Я вдруг вспомнил о Саре и о последней ночи, проведенной с ней, — и вздохнул.

— А Малони с Сикспенсом уже приехали? — Я попытался перевести разговор в другое русло.

— Да, прилетели вчера вечерним рейсом. Эти двое — те еще фрукты. Малони — настоящий охотник на диких животных. Знаете, я думала, что такие мужчины давно уже вымерли. Так вот, они сразу же попросили доставить их до университета и по приезде тут же начали проверять снаряжение. Я перекинулась с ними всего-то нарой фраз. Честно говоря, я была бы не прочь обменяться с ними кое-какой информацией о ходе экспедиции и так далее. Но, как только мы прибыли, они оба куда-то подевались.

— Да, разговорчивыми их не назовешь. Вернемся к вам: чем занимаетесь вы? — Я хотел увести разговор от экспедиции, потому что мне было как-то неловко, что Элиши так мало о ней знает. Я думал, ее посвятили во все подробности, но слова биолога разубедили меня. Да она сама, кажется, совсем не ожидала от меня подробного рассказа о предстоящем путешествии.

— Я специализируюсь на биоакустике. — Элиши открыла до краев забитый бардачок и уверенным движением выудила оттуда упаковку «Wrigley». — Как насчет жвачки?

Я покачал головой.

— Биоакустика? Это как-то связано с пением китов?

Элиши положила в рот пластинку жвачки и провела рукой по волосам. От этого ее косички слегка зазвенели.

— В том числе. В пятидесятые годы американским военно-морским флотом была разработана целая сеть подводных микрофонов, так называемых гидрофонов, чтобы распознавать вражеские корабли. Вы же понимаете — годы холодной войны.

Я кивнул.

— А в конце девяностых ВМФ, наконец-то, открыл ученым доступ к так называемой IUSS — Integrated Underwater Surveillance System, Интегрированной системе подводного наблюдения. Они рассекретили прибор для отслеживания звуков, находящихся в нижнем частотном диапазоне. Изначально этот прибор был разработан для распознавания вражеских подводных лодок. Но в наши дни он так же идеален для распознавания звуков, которые издают киты. С тех пор у нас появилась возможность следить за передвижением китов по всему миру и документировать исследования.

— А какое отношение вы имеете ко всему этому? Если я не ошибаюсь, киты здесь не водятся. Или нет?

Она хитро улыбнулась.

— Вы правы. Я занимаюсь земными обитателями. А точнее — их самыми крупными представителями.

— Слонами?

— Точно, профессор.

Она положила в рот вторую пластинку жвачки, от чего я стал понимать ее еще хуже, чем когда машина просто грохотала по неровной дороге.

— Loxodonta Cyclotis, лесной слон. За последние годы я провела обширные исследования для Общества Охраны Дикой Природы. Цель — установление точного числа популяции этого вида, которому грозит вымирание. Кроме того, я изучала их социальное поведение. Слоны, как и киты, посылают друг другу низкочастотные сигналы, многие из которых находятся в области инфразвука. К сожалению, «речь» не воспринимается человеческим ухом.

Услышав это, я невольно вспомнил о моем соседе из самолета. Соврав про себя, я невольно помянул то самое Общество Охраны Дикой Природы и, как ни странно, оказался не так уж далек от истины. Похоже, Элиши совсем не заметила, что я витал далеко в своих мыслях. Она бодро рассказывала дальше:

— Благодаря нужному оборудованию мы можем не только услышать эти звуки, но и записать их и даже отобразить визуально. Это очень революционная техника. Конечно, не без недостатков. К ней прилагается еще целая куча электроники. К примеру, батареи устройств автозаписи. Эти устройства очень тяжелые. Но, с другой стороны, именно благодаря ним система может работать на протяжении месяца. Вы все еще здесь, профессор?

— А почему вы все время называете меня профессором?

Она щелкнула языком, но так и не ответила. Я же уставился в окно. Мы как раз подъезжали к нищенским кварталам — предвестникам города. Меня тревожила одна мысль. Интересно, чем Элиши привлекла вся эта экспедиция? Если, в принципе, можно было зафиксировать голос лесного слона, значит, то же самое можно было проделать и с «конгозавром». Тем не менее, меня все еще интересовал вопрос, знает ли она о том, что конкретно станут искать? Известно ли ей о той опасности, которой мы подвергаемся?

— Эй, профессор, что вас так беспокоит? — Она снова посмотрела на меня своим загадочным взглядом.

— Нет, нет, все в порядке.

— Надеюсь, это не прозвучит слишком грубо, но вы кажетесь мне таким… английским.

— Английским?

— Ну, да. Таким сдержанным. Такое ощущение, что вы проглотили линейку. У вас есть подруга?

Вопрос застал меня врасплох, от чего я снова потерял дар речи.

— Я… нет. Да… конечно. Но не совсем…

— И все же? Не такой уж это сложный вопрос — есть у тебя подруга или нет. Кажется, даже англичанин в силах ответить на него.