Минель Левин - Граница

— Фу!

Слушается.

— Встать. Руки вверх! — и пока мой напарник обыскивает задержанного, снова беру Рекса на поводок.

Мужчине лет тридцать. Зарос щетиной. Брюки полувоенного образца. В заднем кармане пистолет. В потрепанном бумажнике — советская валюта, билет на поезд, командировочное удостоверение. Сапоги сбиты. Стали конвоировать — прихрамывает на левую ногу.

Мы вели его на заставу, разгоряченные погоней, довольные, что всё обошлось благополучно.

Вдруг он останавливается. Мы шли среди камышовых зарослей. До заставы уже недалеко.

— Не могу идти дальше, — прохрипел нарушитель и попросил разрешения снять сапоги. Я был еще неопытным. Разрешил.

Он сел на дороге. Стянул сапог. Засунул руку в голенище.

— Так и есть — гвоздь, — сказал он и рванул руку.

Мы не успели опомниться, как Рекс бросился на него. Неизвестный вскрикнул, разжал кулак и... выронил пистолет. Где он там у него в сапоге помещался, просто удивительно.

Этот урок я запомнил на всю жизнь.

...Чувствую себя неловко с того самого момента, как мне вручили телеграмму. Почему я? Ведь на заставе я без году неделя. По-моему, передавать опыт воспитательной работы должны другие.

«Поезжайте спокойно, — говорил мне начальник заставы. — Год — срок немалый. Всё, как и мы, знаешь...

Так то так, но лучше было послать в командировку Хабибуллина или младшего сержанта Ломовицкого. Он теперь у нас секретарь комсомольской организации и удивительно быстро вошел в курс дела.

Однако лечу я. Лечу на нашем, пограничном, самолете. Они, наши летчики, тоже «ходят» в наряд.

Командир самолета — Леонид Дмитриевич Антонов, широкий в плечах, коричневый от загара. Смотрит, прищурясь не то от яркого солнца, не то по привычке. В такие глаза не заглянешь.

Только что командир подразделения, не задумываясь, назвал Антонова лучшим летчиком.

Но Антонов пожимает плечами:

— Подвигов не совершаем, нарушителей сами не ловим. При чем тут лучший?.. Таких у нас пруд пруди...

После семинара, в порядке «премии» получаю разрешение «пойти» в наряд.

Рассвет наступает сразу. К этому времени «АН-2» ложится на курс. Внизу, среди песчаных барханов, вьется река-граница.

Высота сто метров. На вспаханной земле отлично видны следы-ниточки, оставленные бороной. Эти ниточки бегут всё дальше и дальше, словно кто-то невидимой рукой разматывает клубок.

Время от времени под крылом встают пограничные заставы. Они встречают самолет, ощетинившись наблюдательными вышками.

Бортрадист рядовой Резниченко привычно выстукивает позывные. У него смешно топорщатся вихры, будто специальная система для улавливания радиоволн. Губами повторяет сигнал.

«Вас слушаем!» — отвечает застава.

«На границе без происшествий!» — сообщает самолет и, не сбавляя скорости, проносится мимо.

Река внизу делает крутой поворот. Возле пограничного знака — наряд. Радист принимает сигнал: проверьте квадрат такой-то. Докладывает командиру. Штурман, старший лейтенант Вяльцев, прокладывает на карте новый маршрут.

Внизу поражающие однообразием пески, угрюмые, желтые.

Самолет входит в указанный нарядом квадрат. Здесь особенно опасный, сыпучий песок. Не скоро бы добрались сюда конники. Да и автомашина не пройдет. А самолету — всего три с половиной минуты!

Начинается поиск. АН-2 проходит над квадратом из конца в конец, разворачивается, летит в обратном направлении.

За одним из барханов — кабаний выводок. Несомненно, это он встревожил наряд.

Больше ничего подозрительного в указанном квадрате нет, и самолет возвращается к пограничному столбу.

Наряд ждет. Летчики сбрасывают вымпел:

«Всё в порядке. Можете продолжать службу».

Другая застава принимает сообщение с борта самолета:

«На границе без происшествий!»

Но вот на мягком грунте ясно просматриваются следы. Конечно, с самолета точно не определишь, кто проходил здесь: животное или человек, маскирующий следы. Да это и неважно. На ближайшую заставу поступает приказ: проверить! И спешит к месту обнаружения следа наряд с розыскной собакой.

Летчики знают: пограничники разберутся. А самолету нельзя задерживаться.

Теперь особенно тщательно просматривается береговая линия, острова. И вдруг на одном из них (лишь узкая полоска воды шириной в десять — двенадцать метров отделяет его от сопредельного берега) замечен в камышах плот. Когда он появился здесь? С какой целью?

Застава, охраняющая этот участок границы, немедленно ставится в известность: обнаружены плавучие средства.

...Навстречу бегут горы. Впереди — один из самых могучих неарктических ледников в мире. Он тянется почти на семьдесят километров, а толщина льда здесь достигает пятисот пятидесяти метров!

Всё выше поднимаются горы, заманивают самолет в ущелье. «АН-2» тоже забирается выше, обходит ловушку. А потом снижается и скользит среди скал.

Нужно быть смелым человеком и большим мастером пилотажа, чтобы провести здесь самолет. Нужно обладать исключительным хладнокровием и точным расчетом, чтобы посадить машину на «пятачке» — крохотной площадке, со всех сторон сдавленной каменными громадами.

Этими качествами обладают командир самолета Антонов и штурман Вяльцев. Может быть, обладают больше, чем другие летчики подразделения, и потому сегодня они — в полете.

Где-то далеко, на горной заставе, заболел человек.

Еще вчера вечером солдат чувствовал себя здоровым. А вернулся с границы под утро и слег. В округ поступила тревожная радиограмма: острый приступ аппендицита. Необходима срочная операция...

«АН-2» замирает на краю посадочной площадки, где его поджидает карета скорой помощи.

Я уступаю свое место больному и медицинской сестре.

...Впереди триста километров дороги «на перекладных» до нашей заставы.

Он шел безлюдной улицей, мимо затихших домов. На широкой площади открылось небо — при всех звездах, как на параде. Он залюбовался им и замедлил шаги.

В гостинице потребовали документы. Ченцов протянул паспорт.

— Надолго приехали? — спросила дежурная.

— Нет.

— Командировочное...

— Я приехал по своим делам, — объяснил он.

Дежурная сухо заметила:

— Принимаем только командировочных.

— Где ж ночевать?

— Где дела, там и ночуйте.

— Странные у вас порядки, — сказал он устало.

Она рассердилась:

— А вы не указывайте. Уж какие есть. Не мое решение — горисполкома... Гостиница-то одна. Разве вместишь всех?