Юрий Гаврюченков - Кладоискатель и доспехи нацистов

– Пухлый может, – поддразнил я, – он такой. Пронзительный визг прорвался к нам с лестничной площадки.

– Илья, Илья! – это звала на помощь Маринка.

Олимпийские чемпионы Брумель с Бубкой позавидовали бы прыжку, который я сделал, чтобы, покинув кресло, оказаться в прихожей. Дверь была не заперта, я дернул ее на себя и нос к носу столкнулся с человеком в черной одежде. Я врезал ему локтем в голову. Человек потерялся, удар со второго локтя сбил его на пол. Я перескочил через него, вытаскивая из-за пазухи «стечкин». Дверь в мою квартиру была распахнута, оттуда доносился истошный Маринкин вопль:

– Илья!!!

Этот крик лишил меня последних остатков разума. Как метеор, я влетел в прихожую, изготовив свою молотилку к ведению автоматического огня. АПС – волына для отмороженных: стреляет очередями. Впервые меня так мощно бычило. Визг супруги начисто сорвал башню.

Не сомневаясь, что имею дело со «светлыми братьями», я шуганул их пальбой, наставив ствол в конец коридора, где у меня помещалась ванная. В замкнутом пространстве типовой квартиры здорово дало по ушам. В ванной полетел брызгами кафель, защелкали по стенам пули, разбилось задетое рикошетом зеркало. Грому получилось предостаточно.

Предварив свое появление шумовым эффектом, я пронесся по коридору и развернулся к кухне, держа АПС в вытянутых руках. На кухне я увидел Маринку и рядом с ней двоих «светлых братьев», один был с «Калашниковым», второй держал в руке меч.

– Амба! – ухнул я, ловя в прицел того, кто был с автоматом.

Нашороханный «светлый брат» вскинул свой калькулятор, собираясь дать очередь с пояса, но я опередил с окончательным расчетом, плавно даванув на курок. АПС двумя пулями вымолотил немца. Он отлетел на газовую плиту, посметав с нее кастрюли и сковородки, а я мгновенно перенацелил дымящуюся волыну на меченосца.

– Ложись, ложись, сука, на пол! – во всю глотку зарычал я.

Отважный рыцарь живо утратил присутствие духа и прилип носом к линолеумной плитке.

– Лежи, козлина, если жизнь дорога, – пригрозил я, схватил Маринку за руку и вытолкнул ее в коридор. – Сейчас попробуем выйти из дома. – Глаза у жены были по пять копеек, зрачок то слабо сужался, то снова расширялся во всю радужку. – Если удастся, сразу уедем на дачу, если нет – попытайся сама добраться до Славы. К родителям не ходи, там сейчас кекоз почище нашего. Ты поняла?

– Да, – тряхнула головой Маринка, и я понял, что она точно ничего не сделает.

– Тогда пошли, – сказал я и едва не попал под пули.

Раскатистое «ду-ду-ду» раздалось со стороны прихожей. В сантиметре от груди Маринки пролетели ошметки гипсокартона, в воздухе заклубилась известковая пыль.

За стеной на лестнице кто-то упал.

– Илья, – по голосу я узнал Борю, – ты живой?

– В порядке, – ответил я.

Судя по звуку, компаньон пустил в ход МГ-34. Что у него за приколы: сначала садит из пулемета, потом спрашивает, живой ли?

– Осторожно, – предупредил я, – мы идем.

Стена в прихожей оказалась развороченной, словно по ней несколько раз долбанули ломом. Мы вышли на площадку. Боря с решительным видом прохаживался по ней, держа на изготовку пулемет. Под простреленной стеной у самого порога неподвижно лежал человек в черном кашемировом пальто с АКСУ в руке. Его собрат, контуженный мною, мотал бестолковкой, сидя на полу возле лифта. Вероятно, я крепко встряхнул ему мозги.

– У нас началась война, – сообщил Боря.

– Валим отсюда! – Я заскочил в прихожую, сдвинул оборудованный шарнирами электросчетчик, достал из тайника запасную обойму для «стечкина» и тонну баков, отложенную на черный день. Мельком я подумал, что зря оставил на кухне «Калашников», но меченосец, видимо, так и валялся ничком, не помышляя идти в атаку.

Когда я вернулся, Боря выволакивал из квартиры походный рюкзак.

– Ты охуел? – У меня глаза полезли на лоб: куда воевать с таким мешком?!

– Я уху не ел, – Боря навьючился и бодро попрыгал на месте. – Готово, идем.

Уперев в плечо приклад МГ, неумелый закос под американского морского пехотинца тяжело заскользил вниз по ступенькам. Мы с Мариной двинулись следом.

– Стой. – Боря замер и вскинул руку. Мы остановились. Под лестницей кто-то был.

«Что делать?!» – мысль не успела оформиться в моей голове, как Боря, не оглядываясь, сунулся в распущенное устье рюкзака и вытащил оттуда гранату, какие делались на пороховых заводах для защитников осажденного Ленинграда.

– Куда, дурило? Подохнем! – рыпнулся я на перехват, но Боря уже оттянул толстую ручку, повернул ее и отпустил. Щелкнул боек по капсюлю.

– Они слабые, – молвил Боря, метнув под лестницу шипящую замедлителем «блокадницу».

Я бросился к Маринке, успев крикнуть пригодившуюся когда-то формулу:

– Закрой уши, открой рот! – И сам так сделал. Отступавший чмудак едва не сшиб меня, когда в пролете полыхнуло пламя и взрывная волна встряхнула под нами ступени. Боря споткнулся, ощутимо тыркнув мне в ребра надульником ручника.

– А теперь вниз, вниз! – принял я командование на себя, чтобы предотвратить еще какую-нибудь самоубийственную выходку компаньона.

С карманной артиллерией он малость перестарался. Не знаю, что за шнягу заправляли в нее блокадные умельцы, но граната и в самом деле оказалась слабой, иначе мы бы лежали сейчас как глушеные палтусы. Другое дело, что стоящим в тесном парадняке «светлым братьям» пришлось очень туго. Осколки выкосили засаду начисто. Убить не убили, но посекли пехоту солидно. Перепрыгивая через раненых и кашляя от кислой пироксилиновой гари, мы выломились наружу. Входную дверь сорвало с петель. Она шаталась под ногами, когда мы пробегали по ней. До «Нивы» было рукой подать.

На улице был кекоз. Огорошенные крутым приемом, немцы попрятались, но Боря высмотрел одного и открыл по нему огонь.

Я возился с замком автомобиля, когда меня застала пулеметная очередь. Маринка ломанулась прочь от нас, очевидно, совсем потеряв голову.

– Что ты, гад, творишь? – хотел я взять горлом, но Боря не отреагировал. Я и себя-то с трудом слышал – в ушах звенело после взрыва гранаты.

Словно в страшном сне, из-за угла дома вывернул знакомый квадратный «мерседес-геленваген». Он подпрыгнул на разъезженной выбоине в асфальте, присыпанной гравием, и понесся прямо на нас. «Светлые братья» вызвали подмогу.

– Шухерись, Боря! – заметался я. – Атас! Крик действия не возымел, но подельник и сам уже просек неладное. Он перестал ловить на мушку тихарившихся немцев, положил на землю пулемет и торопливо зашарил в своем сидоре.

«Мерседес» разгонялся вдоль дома, стремительно приближаясь, но Боря уже мацал в ладони шар синего стекла размером с теннисный мяч. Я узнал снаряд от ампуломета. Было в начале войны такое оружие для поражения бронетехники, прототип реактивного огнемета «Шмель». Стреляло оно вот такими шарами, заполненными горючей жидкостью, воспламеняющейся при контакте с воздухом. Широкого распространения сам ампуломет не получил, поскольку в трубе ампулы зачастую лопались, выжигая к едрене фене стрелка с расчетом в придачу. В результате их стали кидать руками и уже потом для простоты изготовления начали заливать зажигательную рецептуру в бутылки. Вот и весь «коктейль Молотова», хотя неясно, при чем тут Молотов, не он же ампуломет изобрел. В наши дни такой файрболл не снился даже самым заядлым любителям фэнтези.