Янка Мавр - Амок

– Все это хорошо, – сказал, наконец, Сидан, – но сможет ли сюда подойти корабль?

– Посмотри, – подвел его Сурат к краю стены, откуда открывалось как на ладони не только все побережье, но и дно океана. Обозначались и отдельные камни под водой, которые нельзя заметить, находясь внизу. Видны были глубокие и мелкие места. А на сотню шагов вправо виднелся довольно удобный проход между рифами.

– Нет надобности и специальное обследование производить, – сказал Сурат, – отсюда все видно, лучше некуда!

– Какова ширина и глубина прохода? – Можно измерить.

Сидан окликнул товарищей в лодке:

– Подъезжайте туда, правее, измерьте глубину и ширину прохода!

Люди на лодке по указаниям сверху занялись промерами. Ширину прохода измерили легко, она оказалась достаточной для корабля, а вот с глубиной получилось хуже: шлюпку стремительно сносило течением. Пришлось наскоро прикинуть веслом.

– Футов около восьми! – крикнули снизу.

– Плохо! – нахмурился Сидан. – У корабля осадка тринадцать футов. – Что сейчас, отлив или прилив?

– Самый полный отлив, – ответил Сурат. – Прилив начнется после полудня. Значит, следующий – после полуночи.

– Высоко ли он поднимается?

– Вчера, например, совсем покрыл вон ту скалу. Сидан посмотрел на нее и повеселел: скала выглядела довольно высокой.

– Ребята! Прикиньте высоту вон той скалы! – опять крикнул он вниз.

– Футов десять! – последовал ответ.

– Очень хорошо! – совсем просиял Сидан. – Значит, в прилив будет восемнадцать футов!

Проверили глубину и в других местах по пути к фиорду, измерили расстояние от барьера до прибрежной стены, чтобы узнать, сможет ли корабль повернуть в сторону. Результат оказался не очень утешительным: расстояние едва перевышало длину корабля. Пожалуй, не слишком развернешься…

– Ну, как? – сказал Сурат. – Ничего не поделаешь, придется брать немного наискосок и тянуть канатами. Их можно будет закрепить за скалы.

Обсудив все возможности, подготовились и стали ожидать вечера. Около часа дня начался прилив, и мерная скала действительно скрылась под водой. Значит, с этой стороны все обстояло благополучно.

К вечеру лодка вышла в море. Прошло полчаса, час, а в океане все еще ничего не было видно. Стало совсем темно, но ни корабль, ни катер не появлялись.

Руки с веслами беспомощно опустились, шлюпка остановилась.

– Оружие! Столько оружия погибло! – застонал

Сидан, и стон его острой болью отозвался в сердцах товарищей.

И только после этого они подумали о судьбе тех, кто был на корабле…

Корабль плавно раскачивался на спокойных волнах Индийского океана. Время от времени он продвигался на несколько миль, на которые сносило его течением и ветром, а потом опять застывал, будто охваченный сном. Вокруг – ни живой души.

После полудня послышался тревожный крик часового:

– Дым слева!

В ту сторону моряки тотчас направили несколько подзорных труб. На южном горизонте чуть виднелся корабль, но чей он, каким курсом идет, на таком расстоянии не определишь.

Матросы поглядывали на командиров, ожидая приказа: уходить или готовиться к борьбе?

А те продолжали следить за судном, обмениваясь короткими репликами:

– Регулярные корабли здесь не ходят. Значит – случайный…

– Как видно, идет из Австралии…

– Смотрите, это же английский дредноут! И идет на северо-запад. К нам он никакого отношения иметь не может.

– Но зато может сообщить голландцам, что видел нас возле берега Скал Ласточкиных Гнезд. А это плохо!

– Не показать ли ему, что мы идем в другую сторону?

Через несколько минут «Саардам» направился на юго-запад, как бы в Африку. Пути обоих кораблей должны были скреститься. Мощное стальное четырехтрубное страшилище приближалось так быстро, что встреча должна была состояться на меньшей дистанции, чем бы этого хотелось инсургентам.

– Ну и прут, дьяволы! – недовольно ворчал Гудас.

– Теперь ничего не поделаешь, – сказал Салул, – назад не вернешься. Пусть все, кто не в военной форме, немедленно уйдут с палубы. В том числе, прости, и тебе придется: если заметят такого капитана да такую команду на военном корабле, непременно задержат нас.

Гудас не мог не согласиться с этим и, смешно почесывая затылок, ушел со своего поста. Место его занял Гейс. Спрятались и молодцы Гудаса, а на самые видные места вышла «настоящая» команда.

Дредноут пересек курс метрах в ста впереди. Как глыбы, возвышались на нем стальные башни, из которых высовывались длинные стволы орудий. Огромные белые волны поднимались от форштевня корабля. На палубе виднелись белые фигуры матросов и офицеров.

Каким маленьким, ничтожным казался перед этим гигантом «Саардам» с его темнокожей командой!

По морскому обычаю оба корабля приветствовали друг друга флагами: дредноут – английским, «Саардам» – голландским и наконец разошлись каждый своим курсом.

Когда дредноут скрылся, вылез и капитан со своей командой.

– Обидно, черт возьми, первому адмиралу независимой яванской Республики прятаться от соседнего государства! – пошутил Салул.

– Для начала хватит и того, что мы салютовали друг другу как равные, – ответил Гудас.

Когда «Саардам» вернулся назад, была уже ночь.

Но куда «назад»? В какой пункт безбрежного океана? Ждет ли их лодка? Как найти ее в темноте? Можно ли подавать сигналы? Держится ли лодка близ берега или идет навстречу?

Все эти вопросы мучили команду, а ответа не было ни на один…

Наконец издали, как будто с моря, донеслись чуть слышные выстрелы. Прошло несколько минут – и опять серия выстрелов: ритмичные, с одинаковыми интервалами.

– Они! Они! – зашумели на «Саардаме». – В перестрелке таких правильных интервалов быть не может. А раз стреляют, значит, опасности нет. Надо ответить, но как: гудком или тоже выстрелами?

– Может, бахнуть из пушки? – предложил кто-то не то в шутку, не то всерьез.

– Не только пушка, – ответил Салул, – а даже гудок в такое время и в таком месте может разнестись очень далеко и достигнуть ушей тех, кому не следует его слышать; огни в темноте тоже заметны издалека.

Значит, нужно ответить такими же выстрелами из винтовок.

На этом языке экипажи корабля и шлюпки договорились быстро, и через полчаса береговая группа повстанцев была принята на борт.

Решающий момент приближался. Корабль подошел к рифам.

– При дневном свете полбеды, а так очень рискованно, – рассуждали моряки. – Даже прожектор включить нельзя, – могут заметить.

На Гейса возложили техническую, инженерную часть дела. Он приказал зажечь три фонаря: два по бортам и один впереди. Бортовые прикрыли сверху и направили свет только на скалы вдоль прохода, а передний фонарь должен был освещать дорогу перед носом корабля. Когда наконец зажгли фонари, все остались очень довольны: только три ярких пятна блестели на воде, а корабль оставался во мраке.