Жюль Верн - Жангада. Кораблекрушение Джонатана.

— Ну что ж! По-моему, это всякому ясно, — усмехнулся Торрес. — Я ждал вашего отца, чтобы сесть на его жангаду, а сел на жангаду, чтобы сделать ему простое предложение… которое он отверг, и, ей-богу, напрасно!

Такой наглости Маноэль не мог стерпеть. Бледный, с горящими глазами, он шагнул к Торресу.

Но Бенито, желая испробовать все возможности договориться мирным путем, встал между ними.

— Спокойней, Маноэль, — сказал он, — ты видишь, я держу себя в руках! — Затем снова обратился к Торресу: — Да, Торрес, я понимаю, по какой причине вы попросили взять вас на жангаду. Зная тайну, которую вам, видимо, кто-то выдал, вы решили шантажировать отца. Но сейчас речь идет не о том.

— О чем же?

— Я хочу знать, откуда вам стало известно, что хозяин икитосской фазенды — Жоам Дакоста?

— Откуда? — повторил Торрес. — А это уже мое дело, и я вовсе не собираюсь рассказывать вам о моих делах. Самое главное, что я не ошибся, когда донес, кто настоящий виновник преступления в Тижоке.

— Нет, вы мне скажете! — Бенито уже начинал терять самообладание.

— Ничего я не скажу! — бросил Торрес. — Жоам Дакоста отверг мои предложения. Он отказался принять меня в свою семью. Тем хуже для него! Теперь, когда тайна его открыта, когда он арестован, я и сам отказался бы породниться с грабителем, убийцей, преступником, которого ждет виселица!

— Мерзавец! — вскричал Бенито. Теперь и он выхватил маншетту из-за пояса, угрожая Торресу.

Маноэль и Фрагозо единым движением тоже обнажили оружие.

— Трое против одного! — крикнул Торрес.

— Нет, один на один! — возразил Бенито.

— Вот как! А я был уверен, что сын убийцы готовит убийство.

— Защищайся, Торрес! — закричал Бенито. — Иначе я убью тебя, как бешеную собаку!

— Пусть бешеную, тем опаснее мои укусы! Так берегись же моих зубов!

Затем, прикрыв грудь маншеттой, Торрес стал в угрожающую позу, готовый броситься на своего противника.

Бенито отступил на несколько шагов.

— Торрес, — проговорил он, вновь обретая утраченное на миг хладнокровие. — Вы были гостем моего отца, вы угрожали ему, вы предали его, вы донесли на него, вы обвинили невинного человека, и с божьей помощью я вас убью!

На губах Торреса мелькнула наглая усмешка. Быть может, негодяй в эту минуту подумал, что стоит ему захотеть, и он не допустит этого поединка. Наверно, он понял, что Жоам Дакоста ничего не сказал близким о существовании документа, который мог служить письменным доказательством его невиновности.

Если бы Торрес сказал Бенито, что держит в руках такой документ, тот сразу сложил бы оружие. Но, помимо того, что Торрес решил тянуть до последней минуты, чтобы подороже продать документ, воспоминание об оскорбительных словах молодого человека, ненависть к нему и ко всем его близким заставили негодяя забыть даже о своей выгоде.

К тому же Торрес прекрасно владел маншеттой, которой ему частенько приходилось пользоваться, был крепок, силен и ловок. Стало быть, в борьбе с двадцатилетним противником, который не обладал ни его силой, ни опытом, перевес был явно на его стороне.

Поэтому Маноэль еще раз попытался уговорить Бенито позволить ему драться с Торресом.

— Нет, Маноэль, — холодно ответил юноша. — Я один должен драться за отца, а чтобы дуэль проходила по правилам, ты будешь моим секундантом.

— Бенито!..

— А вы, Фрагозо, если я попрошу, не откажетесь быть секундантом этого человека?

— Ладно, — ответил Фрагозо, — хоть чести для меня в этом нет никакой! Я бы обошелся без таких церемоний и попросту убил бы его, как дикого зверя!

Для поединка была выбрана ровная площадка, около сорока шагов в ширину, поднимавшаяся футов на пятнадцать над Амазонкой. Здесь берег круто обрывался. Внизу медленно текла река, омывая густой камыш, росший под обрывом.

Итак, места на берегу было немного, и тот из противников, кто станет отступать, неизбежно свалится с кручи.

По данному Маноэлем сигналу Торрес и Бенито начали сходиться.

Теперь Бенито вполне владел собой. Он защищал правое дело и действовал хладнокровно, в чем было его преимущество — и немалое — перед Торресом, которому, несмотря на всю его черствость и бесчувственность, мешала нечистая совесть.

Противники сошлись. Бенито нанес удар первым. Торрес отразил его. Затем они немного отступили, но тотчас снова бросились вперед, и каждый из них схватил противника левой рукой за плечо… больше они друг друга не отпускали.

Более сильный Торрес нанес маншеттой мощный удар сбоку, и Бенито не смог полностью парировать его. Клинок оцарапал ему правый бок, и пуншо окрасилось кровью. Но Бенито ответил быстрым ударом и слегка ранил Торреса в руку.

Далее удары так и сыпались с обеих сторон, но ни один из них не был решающим. Взор молчавшего Бенито погружался в глаза Торреса, словно клинок, проникающий в самое сердце. Негодяй заметно терял уверенность. Он начал понемногу отступать перед неумолимым мстителем, главной целью которого было лишить жизни доносчика, а не защищать свою собственную. Сразить врага — вот все, чего хотел Бенито, а тот успевал теперь только обороняться.

Вскоре Торрес оказался прижатым к краю площадки в том месте, где берег нависал над водой. Он понял грозившую ему опасность и попытался перейти в наступление, чтобы вернуть себе потерянную позицию. Смятение его увеличивалось, взгляд помертвел… Наконец негодяй пригнулся, увертываясь от угрожавшей ему руки противника.

— Умри! — закричал Бенито.

Удар пришелся прямо в грудь, но кончик маншетты скользнул по какому-то твердому предмету, спрятанному под пуншо Торреса.

Бенито нападал все решительней. Отбиваясь, Торрес промахнулся и почувствовал, что погиб. Ему пришлось еще раз шагнуть назад. И тут он хотел крикнуть… крикнуть, что жизнь Жоама Дакосты неразрывно связана с его жизнью… но не успел!

Второй удар маншетты на этот раз пронзил ему сердце. Торрес попятился, ступил в пустоту и сорвался с обрыва. В последний раз руки судорожно вцепились в камыши, но не смогли его удержать. Он исчез под водой.

Бенито оперся о плечо Маноэля. Фрагозо крепко жал ему руки. Но Бенито даже не дал друзьям перевязать ему рану — к счастью, она была не опасна.

— На жангаду! — сказал он. — На жангаду!

Маноэль и Фрагозо в глубоком волнении шли за ним, не говоря ни слова.

Четверть часа спустя все трое вышли на берег в том месте, где стояла жангада. Бенито и Маноэль вбежали в комнату к Яките и Минье и рассказали им, что произошло.

— Сын мой! Мой брат! — вырвалось у обеих.

— А теперь идем в тюрьму! — сказал Бенито.

— Да, да, идем!

Бенито повел под руку мать, и Маноэль последовал за ними. Высадившись на берег, они направились в Манаус и через полчаса вышли к городской тюрьме.