Жюль Верн - Жангада. Кораблекрушение Джонатана.

Но если Фрагозо и корил себя за это, то что же говорить о Бенито! В первый раз; в Икитосе, именно он пригласил Торреса на фазенду. Во второй раз, в Табатинге, он же привел авантюриста на жангаду и взял с собой в путешествие. В третий раз снова он вызвал Торреса на дуэль и убил, уничтожив единственного свидетеля, чьи показания могли спасти его отца!

Теперь Бенито винил себя во всем: и в аресте отца, и в ужасных последствиях, к которым этот арест может привести!

Будь Торрес жив, Бенито мог бы надеяться так или иначе, угрозами или посулами, заставить его отдать документ. За большие деньги Торрес, который не был замешан в преступлении, наверно, согласился бы заговорить. И так долго разыскиваемое документальное доказательство было бы представлено суду. Да, без сомнения!.. Но единственный человек, который мог представить это доказательство, убит рукою Бенито!

Вот что несчастный юноша твердил матери, Маноэлю и себе самому. Вот какую жестокую ответственность возлагала на него совесть.

Однако стойкая Якита, делившая свое время между мужем, с которым проводила все дозволенные ей часы, и сыном, впавшим в такое отчаяние, что близкие опасались за его рассудок, не теряла твердости и мужества.

Она по-прежнему оставалась отважной дочерью Магальянса, достойной подругой хозяина икитосской фазенды.

Правда, Жоам Дакоста всем своим поведением поддерживал ее в тяжелом испытании. Этот человек доблестной души и строгой нравственности, неутомимый труженик, вся жизнь которого была борьбой, ни на минуту не падал духом.

Самым жестоким ударом для него была смерть судьи Рибейро, который не сомневался в его невиновности. Но и этот удар не сломил Жоама, хотя он и надеялся восстановить свою честь лишь с помощью своего бывшего защитника. Вмешательству Торреса он придавал лишь второстепенное значение. К тому же он и не подозревал о существовании документа, когда решил уехать из Икитоса на родину и отдать себя в руки правосудия. Он мог предъявить лишь доказательства морального порядка. Конечно, если бы в ходе дела неожиданно нашлось какое-либо юридическое доказательство, он не стал бы им пренебрегать; но если из-за ряда прискорбных обстоятельств оно исчезло, значит, он оставался в том же положении, в каком перешел бразильскую границу, — в положении человека, который говорит: «Вот мое прошлое, вот мое настоящее, я принес вам всю свою безупречную трудовую жизнь. Первый ваш приговор был несправедлив. После двадцатитрехлетнего изгнания я сам отдаю себя в ваши руки. Я здесь! Судите меня».

Вот почему смерть Торреса и невозможность прочесть найденный при нем документ не произвели на Жоама Дакосту такого сильного впечатления, как на его семью, друзей и слуг — на всех, кто принимал в нем живое участие.

— Я уповаю на свою невиновность, — твердил он Яките, — как уповаю на господа бога! Если он сочтет, что жизнь моя еще полезна моим близким и нужно чудо, чтобы ее спасти, он сотворит это чудо, а если нет — я умру. Он один мне судья!

Между тем волнение в Манаусе с каждым днем все усиливалось. Дело Дакосты обсуждали с необыкновенной горячностью. Общество, падкое на всякие тайны, было так взбудоражено, что все только и говорили о таинственном документе. К концу четвертого дня никто уже не сомневался, что разгадка криптограммы приведет к оправданию осужденного.

Надо сказать, что каждый мог и сам попытаться разгадать непонятный документ. Местная газета «Диарио до Гран Пара» напечатала его факсимиле [40] Факсимиле (лат. fac simile — «сделай подобное») — точное воспроизведение рукописи, документа, подписи средствами фотографии и печати. , и множество оттисков распространялось в городе по настоянию Маноэля, решившего не пренебрегать ничем из того, что могло бы помочь разгадать тайну, — даже случайностью, за которой порой скрывается перст провидения.

Кроме того, была обещана награда в сто конто тому, кто разгадает непонятный шифр и прочтет документ. Это было целое состояние! Итак, множество людей всех сословий потеряли охоту есть, пить и спать и сидели не отрываясь над загадочной криптограммой.

До сих пор, однако, все это ни к чему не привело и, вероятно, самые искусные отгадчики на свете напрасно проводили бы над ней бессонные ночи.

Публику предупредили, что решение загадки следует немедленно направлять судье Жаррикесу, в его дом на улице Бога-отца, но до вечера 29 августа никто ничего не прислал и, как видно, не сможет прислать.

Из тех, кто мучился над этой головоломкой, больше всех был достоин сожаления судья Жаррикес. В результате естественного хода мысли он теперь тоже разделял общее мнение, что документ связан с делом в Тижоке, написан рукою самого преступника и снимает вину с Жоама Дакосты. И потому с еще большим пылом искал ключ. Он делал это не только из любви к искусству, но из чувства справедливости и сострадания к невинно осужденному человеку. Если правда, что человеческий мозг, работая, тратит некий содержащийся в организме фосфор [41] Фосфор входит в состав нервной, мозговой и костной тканей человеческого организма. , то мы не взялись бы определить, какое количество фосфора истратил судья — такую громадную работу проделал его мозг, и все же он ничего не добился, решительно ничего!

Но, несмотря ни на что, судья и не думал отказываться от своей задачи. Он рассчитывал теперь только на случай и хотел и требовал, чтобы этот случай пришел ему на помощь. Он старался поймать его всеми возможными и невозможными способами. Он приходил в бешенство, в ярость, и, что еще хуже, в бессильную ярость!

Какие только числа не перепробовал он во второй половине дня — всякие числа, взятые просто с потолка — вообразить невозможно! Ах, если б у него было время, он не колеблясь бросился бы в безбрежное море комбинаций, которые образуются из десяти цифр десятичного счисления. Он посвятил бы этому всю жизнь, рискуя свихнуться задолго до конца работы. Свихнуться? Да был ли он и сейчас в своем уме?

Тут ему пришло в голову, что, может быть, документ нужно читать справа налево. Он перевернул его и, поднеся к свету, попробовал применить прежние приемы. Снова неудача! Испробованные раньше числа и на этот раз не дали желанного результата. А может быть, документ надо читать снизу вверх, от последней буквы к первой? Его составитель мог придумать этот трюк, чтобы еще больше затруднить чтение. Нет! Эта новая комбинация дала лишь еще один ряд загадочных букв.

К восьми часам вечера судья Жаррикес опустил голову на руки, разбитый, опустошенный, не в силах шевелиться, говорить, думать, связать одну мысль с другой.

Вдруг снаружи послышался шум. И тотчас, несмотря на строжайший запрет, дверь в его кабинет распахнулась.