Мэтт Дикинсон - Отчаянные

— Ну что, готов карабкаться без страховки? — спросил Хэл.

Алекс опасливо окинул взглядом стену:

— Может, лучше подстраховаться?

Будь Хэл чуть внимательнее, возможно, он различил бы в неизменно жизнерадостном голосе Алекса нотки сомнения.

— Потеряем много времени. Главное, соблюдай осторожность, и все будет хорошо.

Алекс полез, впиваясь кошками в зеркальную гладь склона. На Хэла посыпался ледяной град. Внезапно его клиент, находившийся в десяти метрах над ним, оступился и сорвался вниз. Это произошло так быстро, что Хэл даже не успел сориентироваться. Алекс с воплем ужаса пролетел мимо.

— Зацепись ледорубом, — крикнул Хэл.

Но ледоруб уже вырвало из руки Алекса, а сам он кубарем катился к расселинам у подножия склона. Хэл не верил, что напарник переживет падение. Ему стало тошно. Алекс скрылся во тьме первой расселины.

Тишина. Хэл дрожал, потрясенно глядя вниз. Ему потребовался целый час, чтобы спуститься в расселину. Алекс был еще жив, но едва дышал.

Как Хэл и опасался, Алекс находился в тяжелейшем состоянии — открытый перелом левого бедра, травмы головы, внутреннее кровотечение. Хэл понимал, что может навредить пострадавшему, если потащит его, но и бросить Алекса в расселине он не мог: тогда тот умрет наверняка. Хэл связался по рации с базовым лагерем. Трое шерпов немедленно вызвались идти на помощь. Он знал, что они будут добираться к нему два дня, но все равно попросил их попытаться: вдруг каким-то чудом Алекс протянет до их прихода.

Следующие пять часов Хэл тащил обмякшего Алекса вниз по западному склону. Наконец, добравшись до палатки, он как мог обработал Алексу раны и впрыснул ему морфий, чтобы облегчить боль.

— Спи, Алекс. Помощь уже на подходе. — Он стиснул руку искалеченного бедняги, и тот вновь провалился в небытие.

Хэл почти не надеялся, что Алекс выживет. К полудню следующего дня кончились съестные припасы. Пульс у Алекса прощупывался с трудом, дыхание слабело — он впал в кому. Хэл по рации передал шерпам, чтобы они поворачивали назад.

К трем часам дня он понял, что пора что-то решать. Хэл знал, что едва ли переживет еще одну ночь на такой высоте. Он был крайне истощен, а до любого из нижних лагерей, где условия были немного полегче, путь лежал неблизкий.

Алекс фактически мертв, убеждал себя Хэл. В сознание он уже не придет. Протянет не более часа. А что, если все-таки сознание вернется к Алексу, хотя бы на долю секунды?

Хэл собрал рюкзак.

Каково ему будет, когда он обнаружит, что Хэл бросил его?

Хэл надел ботинки.

Что он умирает в одиночестве?

Хэл усилием воли заставил себя выйти из палатки и зашагал вниз. Назад он ни разу не оглянулся.

На том бы история с Алексом и окончилась, да по дороге ему повстречались два альпиниста из каталонской экспедиции: Хэл узнал ее руководителя, Мигеля Фонта.

— Где твой напарник? Отстал, что ли? — Фонт ткнул пальцем в облако. Они слышали, что два человека из экспедиции Хэла задерживаются.

— Он не вернется, — только и нашел что ответить Хэл.

— Может, помочь? Тебе что-нибудь нужно?

— Нет, ничего.

Каталонец пожал плечами:

— Ладно, тогда мы пошли.

Хэл продолжал спуск, и думать забыв про встретившихся ему испанцев, хотя, наверно, задумался бы, знай он, что спутником Фонта был фоторепортер газеты «Эль Периодико». Расстегнув — просто так, из любопытства — вход в палатку Хэлаи обнаружив в ней Алекса, в котором еще — еле-еле — теплилась жизнь, фотограф не замедлил воспользоваться представившимся ему шансом. Он сделал снимки умирающего Алекса и с соответствующими комментариями отослал в газету.

На следующий день статья под крупным заголовком «Брошен на погибель» появилась на первой полосе «Эль Периодико». В ней автор беспощадно критиковал проводника, оставившего своего спутника умирать в одиночестве. «Хэл Map с готовностью принял доллары Алекса Чесмена, — писал он, — и так же, не раздумывая, бросил своего раненого подопечного, когда тот нуждался в нем больше всего». Одно из лондонских изданий перепечатало эту статью, и спустя сутки история трагической гибели Алекса Чесмена уже облетела весь мир.

Оправдываться было бесполезно. Не имело смысла доказывать, сколь близок сам он был к той критической точке, когда под воздействием высоты в его организме могли начаться необратимые процессы. По-настоящему понять это были способны лишь те, кто на себе испытал жестокий нрав гор. Несколько авторитетных альпинистов вступились за Хэла, но, с точки зрения обывателя, Хэл Map заслуживал всяческого осуждения.

По возвращении в Анкоридж Хэл закрыл на два месяца свое агентство и уединился в своих любимых Чугачских горах. В конце лета он решил окончательно закрыть «Горные вершины» и полностью посвятить себя работе в Службе горнолавинного надзора.

* * *

Хэл осушил чашку с горячим питьем и посмотрел на Джози.

— Вот и все, — подытожил он. — С тех пор я зарекся подниматься на эту вершину.

— Глубоко тебе сочувствую, — сказала Джози. — Даже представить не могу, каково тебе было, когда он умирал на твоих глазах… Это, наверно, ужасно.

— Не то слово.

В палатке повисло тягостное молчание, и даже неунывающий Нима не мог найти нужных слов, чтобы разрядить атмосферу.

На следующее утро, через силу позавтракав мюсли с какао, Джози последовала за Хэлом по леднику к Кала-Паттару — каменной скале, с которой, она надеялась, ей наконец-то удастся взглянуть на Эверест.

С каждым часом все острее ощущалось воздействие высоты. Джози чувствовала, как от недостатка воздуха что-то сжимается у нее в груди. Она карабкалась, не отрывая глаз от неглубоких отпечатков, оставляемых на тропе ботинками Хэла.

Неожиданно Хэл остановился и, махнув Джози, театрально поклонился:

— Добро пожаловать на Кала-Паттар. А вот это — Эверест.

Да, вот он, Эверест. Гора, которую она до сих пор видела

только на фотографиях, сейчас стояла прямо перед ней — грозная, невероятно огромная. Ради этого зрелища она и добиралась сюда. Они сидели бок о бок, в молчании созерцая громаду из камня и льда, вздымающуюся над соседними зазубренными гребнями.

— Ты и впрямь стоял на самой вершине? — первой нарушила молчание Джози.

— Да. Это самое прекрасное место на земле.

— Потому ты и поднимался туда столько раз?

Хэл положил под спину рюкзак и откинулся на него, сцепив на затылке руки.

— Пожалуй.

Джози последовала его примеру. Перед Эверестом она чувствовала себя ничтожно маленькой.

— Не понимаю, как вообще можно решиться на такое восхождение, — проронила она, ошеломленно взирая на величавую громаду.

— Многие решаются, слишком многие, — отозвался Хэл.

Внезапно ее пронзила мысль, от которой она похолодела: