Василий Ефименко - Ветер богов

Эдано даже поежился при этой мысли.

Советский майор тем временем приказал Адзуме и ещё двум солдатам взять фляги, ведра из машины и принести из ручья воды. Шофер отправился вместе с ними.

Пока Эдано, переминаясь с ноги на ногу, с нетерпением ожидал, чем кончится его роль наблюдателя и “защитника” советской автомашины, вернулись посланные за водой. При виде её Эдано почувствовал мучительную жажду, но не рискнул притронуться к фляге, не зная, как расценит это майор, поставивший его на пост.

А русский офицер сел на подножку машины и похлопывал веткой по голенищам своих сапог. Эдано, вздрогнув, услышал его вопрос:

— Эй, унтер-офицер! Где в Японии рождаются такие рослые парни, как ты?

— Около Кобэ, господин майор!

— И много там таких?

— Никак нет, господин майор!

— А дома кто есть у тебя?

— Только дед, господин майор.

— Твоему деду повезло. Он ещё увидит внука.

— Спасибо, господин майор.

— Конечно, — громче затоварил майор, чтобы слышали и остальные, — хорошо, что среди вас нашлись неглупые люди, вроде капитана Уэды. А то некоторые ваши генералы даже на эдикт своего императора чихали. Из-за них ещё немало поляжет вашего брата…

— Не могу знать, господин майор!

— Вот, вот, “не моту знать” и заставляет нас обращаться к вам через головы ваших генералов. Ведь они-то акают об императорском эдикте, чего же людей губят?

Эдано промолчал, не найдя, что ответить майору. Эдикт императора… генералы… А какое дело русскому офицеру до того, сколько погибнет японских солдат. Или он жалеет своих? Как всё странно!

Майор и не ожидал ответа. Он неожиданно громко крикнул:

— Выходите, Веньков, на воздух. Чего вы там паритесь?

Из кузова машины вылез пожилой, сутуловатый техник-лейтенант — командир МГУ [21] МГУ — мощная громкоговорящая установка. — и, сощурившись на дневной свет, уселся на подножку рядом с майором.

— Ну как они? Смирные? — спросил он по-русски.

— Теперь они, Веньков, смирные. Умирать-то, по сути дела, и им не хочется.

— Жаль наших, немало их полегло, товарищ майор. У меня был знакомый командир взвода связи. Какой парень! Всю войну на Западе прошел, три раза ранен был, а сложил голову здесь, под Муданьцзяном.

— Да, — с горечью подтвердил майор. — Многих хороших хлопцев не дождутся невесты, много материнских слез прольется. Война… Но зато какую силу сломали. Это же Квантунская армия. Не только сами японцы, но и американцы считали её самой лучшей и боеспособной в Японии.

Эдано слушал непонятную речь русских офицеров и с нетерпением ожидал появления беженцев. Он боялся, что советскому майору надоест их ждать, и тревожился за Саваду.

Но его опасения оказались напрасными. Из зарослей послышались голоса. Первым появился Савада с ребенком на руках. Капитан Уэда шел в конце процессии и тоже нес на руках ребенка. Беженки остановились в стороне, пугливо поглядывая на русских. Капитан Уэда отдал ребенка одной из женщин и подошел к русскому офицеру.

— Господин майор! Вы спасли и мою семью, — дрогнувшим голосом сказал он.

Женщины столпились вокруг ведер с водой, стремясь в первую очередь напоить ребятишек. Эдано старался поймать взгляд Ацуко, но та упорно не смотрела в его сторону.

На дороге показалось несколько грузовиков. Женщины тревожно смотрели на приближающиеся машины. Они ещё не верили в спасение. Передний грузовик резко затормозил, и из кабины выглянул офицер.

— Митингуешь с самураями, Колесников! — крикнул он майору. — А нас по пути обстреляли. Одного ранили.

Майор подошел поближе к машине.

— Слушай, друг. Помоги. Забери женщин и ребятишек. Ну что я с ними буду делать? В Муданьцзяне ссадишь. Там сборный пункт.

— Больно ты жалостливым стал, Колесников. Ну ладно. Только быстро!

Через несколько минут беженки покорно погрузились в кузова грузовиков. Пленные не отрываясь смотрели вслед машинам.

— Капитан Уэда, едем дальше! — приказал майор. — Ваши уже ранили одного солдата в этой колонне. Для нас каждый час дорог. А семью вы ещё увидите. Я обещаю! Эй, унтер-офицер, — окликнул он Эдано, — стройте остальных и двигайтесь в Муданьцзян. Веньков, мы отправляемся!

В тот же день за сотни километров от дороги, по которой Эдано, унтер-офицер императорской армии, вел в Муданьцзян своих соратников сдаваться в плен, в одном из особняков на окраине Мукдена тоже происходила церемония “сдачи в плен”, только несколько иного рода.

В просторной комнате с затемненными окнами человек тридцать японских офицеров внимательно слушали подполковника-разведчика из второго управления штаба Квантунской армии

— Итак, господа, — негромко говорил подполковник, — обстановка создалась трудная. После эдикта его величества некоторые командиры частей проявили малодушие, прекращают сопротивление. Целые подразделения и части сдаются в плен… Наше воспитание солдат относительно обращения русских с пленными имело значение для укрепления их стойкости. Но… действительность может оказаться несколько иной. Нам крайне важно сохранить влияние на солдат, не допустить воздействия на них большевизма…

Подполковник взял бумажный носовой платок — ханагами, звучно высморкался, скомкал бумажку и прежним ровным голосом продолжал:

— Родина возлагает на вас ответственную задачу. Вы получите новые документы и звания — такие, с которыми там вас в любом случае оставят с солдатами. Вербуйте и сплачивайте вокруг себя самых верных, создавайте конспиративные организации. Назовем их “Чисакура” — “Кровавая вишня”. Старайтесь установить между собой связь. Запоминайте тех, кто окажется малодушным, поддастся коммунистической агитации. Если возможно, наиболее активных устраняйте. Есть вопросы?

Офицеры безмолвствовали. После некоторого молчания подполковник продолжал:

— Прошу по одному заходить в мой кабинет и получать документы.

Перед подполковником, вслед за другими, предстал полный офицер в жандармской форме.

— Поручик Тарада Саиэтака! — представился он.

— Ваши родители живы? — поинтересовался подполковник, листая личное дело поручика.

— Так точно! Живут около Кобэ.

— Знаю, знаю. Вы служили в лагере под Хотеном и добросовестно показывали пленным силу своих мышц. После войны американцы могут потребовать вашей выдачи.

— Я выполнял приказы, господин подполковник!

— Знаю и не осуждаю. Вот ваши документы. Отныне вы старший унтер-офицер Хомма Кэйго из хотенского отделения фельдсвязи. Такой старший унтер-офицер действительно был. Вы развозили почту. И больше ничего! Понятно?

— Вы немного полноваты, — критически заметил подполковник, посмотрев на теперь бывшего поручика, — но это пройдет быстро. Внизу вас переоденут. Желаю удачи!..