Дженни Вингфилд - Возвращение Сэмюэля Лейка

Скотти рвался туда, где исчез кабан, и вскоре вышел на берег, где только что был Той Мозес.

Кабана и след простыл. Скотти подошел к ручью, заглянул в воду – и чуть не рухнул.

– Миллард! – завопил он. – Миллард, скорей сюда! Я подстрелил Тоя Мозеса!

Рас Белинджер напал на след Тоя и ни разу не сбился. Земля после вчерашнего дождя мягкая, палые листья скользят под ногой. Идти по следу Тоя так же легко, как если б он нес дырявый мешок с кукурузой. Выстрел – значит, он почти у цели. Не иначе как Той белку подбил. Последнюю в жизни – вряд ли до его прихода успеет добыть еще одну. Что бы ни делал сейчас этот ублюдок, все в последний раз.

И в тот же миг он услыхал шум – сначала треск веток, потом вопль Скотти: я подстрелил Тоя Мозеса! Надо бежать без оглядки – никто и не узнает, что он был здесь, в лесу. Да не все ли равно? Не он ведь нажал на спуск.

Рас кинулся на звук голосов (теперь их было два), и когда добежал до ручья, то увидел: двое идут вдоль берега. Один – Миллард Хэмпстед, белый как простыня.

– Боже мой, Скотти! – твердил он. – Кажется, ты его убил!

Скотти ответил, что наверняка Той жив, а Миллард возразил: судя по тому, сколько в воде крови, точно мертв, – и тут из леса выбрался Рас Белинджер и, как добрый сосед, предложил помочь доставить беднягу к врачу.

Той, конечно, не услышал ангельского хора, хотя один-единственный раз ему почудилось, будто ангел звал его по имени. Боль была такая, что, если бы ангел велел ему следовать за собой, он бы не сопротивлялся.

До города он добрался в кровавой дымке. Всюду кровь – пропитала одежду бурлила в горле, мешала вдохнуть. Пуля задела легкое. Той знал это. Как знал и то, что быстро теряет кровь.

Он смутно помнил, как его вытащили из воды и понесли бегом, толкаясь. «Мой грузовик вон там, на пригорке…» «Кладите сзади и кто-нибудь садитесь рядом, держите его…» «Если успеем довезти до города, пока не истек кровью, это будет чудо…» «Эта рухлядь не может ехать быстрее?»

Их было трое, его спасителей. Миллард, Скотти и, кто бы вы думали. Рас Белинджер. Может быть, он-то и подстрелил его, но Скотти все каялся и каялся. Или Тою чудилось, что это Скотти. Все звуки доносились будто издалека, три голоса сливались в один, и откуда-то все слышался странный тихий хрип – Той не сразу понял, что хрипит он сам. И вдруг ему показалось, будто он парит над остальными, смотрит сверху вниз – и захотелось сказать им: полегче, парни, потише. Слишком драгоценна жизнь, чтобы проживать ее в спешке.

Все взрослые Мозесы провели день в Магнолии, в больнице, – все, кроме тети Милли, которая вызвалась забрать к себе детей. Перепуганные Сван, Нобл, Бэнвилл и Блэйд просились в больницу, навестить дядю Тоя после операции, но Сэмюэль и слушать не желал.

– Навестите в конце недели, – пообещал он, – когда Тою станет лучше.

Не «если», а «когда».

– Но он должен знать, что мы рядом! – рыдала Сван. – Ведь он любит нас больше жизни!

Калла подивилась, откуда в этой девчонке столько мудрости, слова внучки тронули ее до слез. Она обняла сразу всех четверых – Сван и мальчиков.

– Верно ты говоришь, – сказала она.

Бернис стояла рядом, прекрасная и оскорбленная. Ну и пускай. Калла еще не сказала главного.

– Всякий человек на свете должен знать, что его любят, и вы, детки, подарили Тою то, чего ему всю жизнь недоставало. – Но довольно рассусоливаний. – А теперь отправляйтесь к тете Милли и не фокусничайте там, а я передам Тою, что вами можно гордиться.

И они отправились к тете Милли.

Бутси Филипс очнулся после полудня в полной тишине и не понял, в чем дело, почему это он лежит на полу, укрытый старым вонючим плащом, и некому поднести ему стаканчик.

И Бутси сам поднес себе стаканчик. За ним другой. И третий. После третьего он задумался, куда запропастился Той, за которым водилась привычка выходить на минутку глотнуть ночного воздуха, когда народу в баре немного. Однако на сей раз минутка затянулась.

Бутси подошел к окну, отдернул штору. Он ожидал увидеть темноту и едва не ослеп от дневного света. Бутси опустил штору, снова поднял, выглянул в окно. Во дворе ни души.

Надо разобраться. Бутси толкнул дверь, но та не поддавалась. Его заперли. Вот невезуха – или, напротив, удача? Как посмотреть.

Захотелось по нужде, а уборная для посетителей бара на улице. Другой бы на его месте не раздумывая помочился в раковину за стойкой. Бутси и сам бы так сделал, будь то чья-то чужая, но это же раковина его друзей. Не дело это, мочиться в раковину к Мозесам, ведь они были к нему так добры все эти годы. Да еще и есть хочется, сил нет. И Бутси кинулся к другой двери, что вела в дом, – она оказалась не заперта.

Отыскать туалет не составило труда, как и еду. На столе – блюда с ветчиной и печеньем, прикрытые полотенцем, Калла наверняка не будет против, если он угостится. Пока Бутси ел, ко двору подъезжали и отъезжали машины, и он опять задумался, что же случилось. Туман в голове еще не рассеялся, Бутси туго соображал, но даже сейчас понял: что-то не так. Может, всерьез не так.

Бутси пустился искать разгадку и обнаружил, что весь дом пуст и безжизнен, как бар и кухня, а дверь из гостиной в лавку не заперта, как и дверь из кухни в бар.

Бутси зашел в лавку.

И, можете себе представить, едва он зашел, как подъехала очередная машина. Помня, как свято Мозесы чтут традицию не закрываться несмотря ни на что, Бутси отпер дверь лавки и начал рабочий день.

Новой гостьей оказалась Джой Бикман – она всегда приезжала помочь, если у кого-то из соседей несчастье. На этот раз она привезла жаркое и сказала: как хорошо, что здесь кто-то есть, не хотелось оставлять такую изумительную курицу на пороге, это для Мозесов, пусть знают, что кто-то о них заботится.

– Пусть знают, что они в наших сердцах и молитвах, – продолжала Джой. – Когда в семье горе, ни у кого нет сил даже духовку разжечь.

Теперь ясно, что-то случилось, но что? И Бутси задал самый очевидный вопрос:

– Есть новости?

Джой скорбно покачала головой:

– Нет, ничего нового. Вы ведь знаете, с Тоем сегодня утром несчастье стряслось на охоте, неизвестно, выживет ли.

Бутси оцепенел.

Джой продолжала:

– И если не выживет, надеюсь, Скотти Дюма отдадут под суд за неумышленное убийство и отберут охотничью лицензию.

Джой ушла, следом в лавку потянулись люди – кто за покупками, кто справиться о Тое, и почти все приносили что-нибудь съестное: пироги, кексы и всякую всячину, каждая женщина приготовила свое фирменное блюдо. Бутси, не зная, куда девать такое изобилие, просто оставлял еду на прилавке.

Бутси обслуживал покупателей, благодарил за заботу и обещал передать мисс Калле, что они заходили. Наконец пришла Филлис, жена Милларда Хэмпстеда, и предложила помочь: наверняка людской поток будет тянуться до самой ночи, так что посуды наберется гора. В приемный покой, сказала она, не пробиться, не узнать, как чувствует себя Той, – все запружено народом.