Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Том 1. В дебрях Индии

Таковы были размышления, волновавшие Сердара, в то время как другие два его товарища пили, смеялись и забавлялись с тота-веддой, как с животным, которого дрессируют. Последний, не бывавший никогда на таком празднестве, пожирал со страшной жадностью все, что ему давали, повторяя после каждого куска тот странный крик, который он издавал раньше на шлюпке: Ури! Ури! Ури! Так как это слово следовало за питьем, предложенным ему Сердаром, а теперь за каждым куском, который ему давали, то Барбассон решил, что это восклицание служит дикарю для выражения удовольствия и должно соответствовать тем словам в других языках, которые применяются ко всем предметам, употребляемым в пишу и доставляющим наслаждение.

— Я не знал, что вы такой лингвист, Барбассон, — сказал Сердар, который поборол мало-помалу свои мрачные мысли и с любопытством следил за упражнениями своего питомца, забывшего, по-видимому, о своей ране.

— О! — воскликнул провансалец с комическим увлечением. — Это явилось у меня по вдохновению.

— Он, быть может, останется с нами, ему здесь нравится, — продолжал Сердар. — Я того мнения, что его следует назвать Ури — первым словом, которое он произнес.

Услышав знакомое слово, произнесенное тем, который нравился ему больше других, тота взял его руки и несколько раз приложил их к своему лбу.

— Это знак привета у этих несчастных, — сказал Рама-Модели, — он хочет дать тебе понять, Сердар, что любит тебя и будет предан тебе до смерти.

— И ты думаешь, Рама, что у него могут быть такие высокие мысли?

— Все же у него мозг человеческий, Сердар, но, живя среди листвы деревьев, как обезьяна, он не общался с другими людьми и не научился думать.

— И не имеет понятия о цивилизации, Рама, которая представляет совокупность всех человеческих традиций. В этом отношении досталось на его долю немного. Ты сам говорил, что у людей его племени всего тридцать-сорок слов для обозначения тех физических потребностей, которые они вынуждены удовлетворять. Если же предположить, что привезенный нами бедный тота, как это видно по отсутствию у него членораздельной речи, был брошен в детстве своими родителями, то в мозгу его не могли возникнуть понятия о привязанности, благодарности и т. д. и мы имеем перед собой существо, способное поддаться некоторому воспитанию, но не превосходящее в данный момент своим духовным развитием тех обезьян, с которыми он жил. Я думаю даже, что он никогда не научится говорить, потому что мозговые центры, управляющие членораздельной речью, атрофируются при отсутствии упражнения. Когда человек в таком виде достигает зрелого возраста, зло уже непоправимо и орган мышления не поддается развитию.

— Вы говорите, как по книге, Сердар, — вмешался Барбассон. — Вы думаете, следовательно, что это выродившееся существо не способно усвоить никакого языка?

— Нам удастся, конечно, внушить ему кое-какие понятия, он будет даже понимать смысл наших выражений, я думаю только, что теперь слишком поздно развивать его мозговой центр речи, т. е. учить говорить. Это своего рода опыт; за ним будет очень интересно следить, и он предоставит нам некоторое развлечение в нашей уединенной жизни, если только Богу угодно, чтобы она была такой же мирной, как раньше, и если этот дикарь, дитя леса, согласится остаться с нами, потому что воля его должна быть в той же мере изменчива, в какой мозг его мало развит.

Время за этими разговорами прошло быстро и наступил час отдыха. Каждый из обитателей Нухурмура удалился в ту часть пещеры, которая ему была предназначена; Сердар, уходя, поручил Сами непременно разбудить его, как только вернется Нариндра.

Когда тота-ведда, которого мы впредь будем называть данным ему именем Ури, увидел, что все готовятся ко сну, он стал выказывать явные признаки беспокойства, и Рама-Модели догадался, что он по своей привычке проводить ночи на деревьях ищет, где бы ему примоститься для сна. Сердар приказал открыть дверь, сообщавшуюся с долиной, где находилось несколько вековых баньянов, на широких внутренних разветвлениях которых туземец мог удобно устроиться сообразно своим привычкам. Увидев их, Ури вскрикнул от радости и бросился к первому из деревьев; вскоре послышался треск ломаемых веток и шум срываемых листьев. Тота готовил себе постель на ночь.

Европейцы и туземцы вернулись в свои пещеры; мало-помалу все стихло в Нухурмуре, и молчание нарушалось только криком диких зверей, вышедших на поиски добычи, или мычанием буйволов, спешащих на водопой, в ответ на которые раздавался по временам раздраженный голос Ауджали, стоявшего недалеко оттуда в помещении, устроенном исключительно для него. Но авантюристы привыкли к этим крикам; лесные голоса вполне гармонировали своей суровой и дикой поэзией с их чувствами.

НАШИ ГЕРОИ СПАЛИ УЖЕ НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ, когда их внезапно разбудил странный концерт, раздававшийся, по-видимому, из внутренней долины. Это было нечто вроде смягченного рычания, сопровождаемого мяуканьем, похожим на мяуканье кошки, но более громкое и резкое; в ответ на это раздавалось другое, более нежное, но очевидно того же самого происхождения.

Сердар, Рама-Модели и Сами мгновенно вскочили на ноги, но Барнет и Барбассон продолжали спать спокойным сном людей, переваривающих пищу и не желающих беспокоить себя из-за пустяков.

— Ты слышишь эту дикую музыку, Рама? Что случилось? — спросил Сердар.

— Это рычание, Сахиб, походит на рычание пантеры, когда она в хорошем расположении духа и играет со своими детенышами и когда ничто не нарушает ее веселья. Слушайте… Это более нежное мяуканье издают ее детеныши, отвечая матери.

— Все это происходит в нашей внутренней долине, не правда ли?

— Да, крики идут оттуда.

— И ты думаешь, что это забавляются пантеры, а не сервалы… Это было бы менее удивительно.

— Это пантеры, Сахиб, — настаивал Рама-Модели.

— Странно! — прошептал Сердар.

— Пантеры так же ловки, как дикие кошки, и им ничего не стоит спуститься вниз, цепляясь за бамбук и кусты. Я же сделал это.

— Да, но детеныши?

— Они последовали за матерью.

— Удивительно! Сколько месяцев мы уже здесь, и только первый раз дикие звери осмеливаются проникнуть в эту долину.

— Верно, Сахиб! Но также первый раз в долине спит человеческое существо, то есть добыча.

— Твоя правда, но в таком случае, если эти животные привлечены запахом Ури, они съедят его.