Леонтий Раковский - Константин Заслонов

«Опрокинули мешок с зерном, закрыли подполье», — сообразил Женя.

Вслед за этим раздались шаги и послышались голоса.

— Пришли!

Они стали прислушиваться к тому, что́ происходит наверху.

— Ну, хозяин, подавай самогону! — глухо донесся чей-то низкий голос.

— Наверно, староста, — подумал Женя.

— Откуда у меня самогон? — спокойно ответил Крупеня.

— Давай по-хорошему, а то искать начнем, хуже будет.

«Сейчас всё перероют. Обнаружат нас. Придется рубануть их», — подумал Женя.

— Ищите, — ответил равнодушно Крупеня.

— Какой у нас самогон? — волнуясь, заговорила хозяйка.

Ее голос слышался отчетливее всех, — видимо, она сидела возле мешка.

— Вот что выдумали: «самогону»! Мы же не гнали!

— Не хотите угостить, сами найдем! — сказал тот же низкий голос.

И по хате заходили. Слышно было, как открывали шкапчик, как лазили на печь.

«Сейчас, сейчас»…

Что-то лопотали солдаты. Женя уловил только одно:

— Шнапс, шнапс!

Рука крепко сжала пистолет.

Крупеня отвечал всё тем же бесстрастным тоном.

Потом все вышли — очевидно, направились шарить в чулане и на чердаке.

Голоса на некоторое время затихли.

Но вот опять над головой затопали шаги — непрошеные гости вернулись в хату.

— У тебя самогонка бывала! — сказал низкий голос.

— А теперь нет.

— Когда была, мы в хате не держали, — вдруг прозвенел тоненький голосок Юрки.

— А где?

— На гумне, в стогу.

— А ну, веди посмотрим, не осталось ли там чего!

И опять наверху настала тишина.

«Молодец, Юрка: догадался увести проклятых!»

Женя провел рукою по вспотевшему лбу, шее. Впервые схватился: кепка-то осталась на лавке.

И вдруг над головой зашуршало, дверца поднялась, сверху посыпалось какое-то зерно, и друзья увидали бледное от испуга лицо хозяйки:

— Пошли на гумно. Лезьте скорее на чердак, — там уже смотрели!

Женя и Леня одним махом выскочили наверх, кинулись на чердак. В сенях, у маленького оконца, сторожила Галя, — она смотрела на гумно. Женя глянул из-за ее плеча. У небольшого стога сена стояли Юрка, отец, староста и два солдата. Фашисты ретиво кололи сено штыками.

Женя взобрался за Леней по лестнице на чердак. Тут было не то, что в тесном подполье, — есть где развернуться. Возле длинной печной трубы стояли прялки, разобранные кросна. На веревке висели сухие, прошлогодние веники.

Друзья легли на песок потолочного настила за лежак трубы, как за бруствер, и приготовились к бою.

С улицы донесся плач Юрки.

— Говори, щенок, где? — кричал всё тот же низкий голос.

— Я же сказал, что нет.

— А где?

— Нигде у нас нет!

«Вот подлюга, паренька трясет!» — стиснул зубы Леня.

Голоса стали приближаться к дому. Еще раз подошли к хате. Солдаты что-то недовольно говорили, но уже уходили прочь.

Бедный Юрка продолжал всхлипывать.

— Товарищи, где вы?

На лестнице показалась голова Крупени.

— Мы тут, — встали друзья.

— Ушли проклятые! Слезайте, будем кончать завтракать. Есть еще клецки с салом!

— Да ну их! — махнул рукой Вольский.

Когда спустились вниз. Женя обнял заплаканного, но сияющего Юрку.

— Молодец. Юрка! Сообразил!

— Откуда они взяли, что у нас самогон? — спросила Галя.

— Пьяницы. По всей деревне ищут, — ответил отец.

— У тебя же была одна бутылка, — почему ты им сразу не отдал, чертям этим? — сказала Остапу жена.

— Хватит им и сала, что взяли. Килограммов пять было. А самогонка есть, я бы ее отдал, — пропади они с ней вместе! — да бутылка стоит вот где! — топнул ногой по дверцам подполья Остап. — В углу за кадкой!..

— Как они наших шапок не увидали? — спросил Вольский.

— У Жени кепка — ее прятать не надо, а на вашей железнодорожной я сидела, — покраснела Галя и, смеясь, протянула Лене порядком измятую фуражку.

— Э, ничего, — она всякое видела! — ответил Леня.

К вечеру друзья благополучно вернулись в отряд.

Заслоновцы уже обстрелялись в мелких повседневных стычках с фашистами и приобрели кое-какой боевой опыт.

Дядя Костя решил, что настало время провести более значительную операцию.

Хотелось помериться силами с хорошо вооруженным военным гарнизоном, а не разрозненными группами фрицев или отрядами полицейских.

— А то получается, что мы бьем полицаев да отдельных офицеров. Совсем, как в фашистской считалке: «Айн-цвай — полицай, драй-фир — официр!» — шутил Константин Сергеевич.

Штаб остановил свой выбор на гарнизоне, охранявшем железнодорожный мост на пятьдесят втором километре линии Витебск — Смоленск.

Разведчики Алеся собрали о нем точные данные.

Гарнизон насчитывал тридцать фашистов с двумя станковыми пулеметами и одним минометом.

Мост с обеих сторон защищали дзоты. Земляные откосы были опутаны несколькими рядами колючей проволоки, на которую фрицы навесили пустых консервных банок и жестянок. При малейшем прикосновении к проволоке вся эта «посуда» поднимала неистовый трезвон.

На правом берегу реки, под откосом, стояла казарма гарнизона. От нее вверх на мост вела длинная деревянная лестница.

Заслонов подробно и точно разработал план атаки и познакомил с ним всех своих бойцов.

Прежде всего, партизаны прерывают связь с ближайшими станциями: Богушевской — с одной стороны и Стайками — с другой стороны.

И хотя фашистские поезда уже избегали ходить ночью, но, на всякий случай, партизаны минировали с обеих сторон железнодорожное полотно.

Затем десять партизан с одним пулеметом под командой Нороновича занимают опушку леса на левом берегу, против казармы гарнизона. Оттуда можно будет держать под пулеметным обстрелом лестницу, ведущую от казармы на мост.

Когда главные силы Заслонова начнут обстреливать мост, фашисты поспешат из казармы по лестнице на помощь караулу. Тут Норонович и преградит им дорогу пулеметным огнем.

Фашистский миномет, конечно, станет нащупывать пулемет Нороновича, и тогда Заслонов должен взбежать с остальными партизанами на мост и забросать миномет и дзоты гранатами.

В день, назначенный для атаки, партизанская разведка вела наблюдение за мостом с утра.

К своему исходному рубежу ушел заранее Норонович. Главные силы со вторым пулеметом выступили под вечер.

В лагере осталось четверо: Марья Павловна, двое больных партизан и дед Куприянович, которого дядя Костя назначил комендантом лагеря.

Уже было темно, когда группа со всеми предосторожностями подошла к мосту и расположилась справа от него.

Вечер был теплый. Где-то мирно квакали лягушки. Звенели и немилосердно жалили комары.