Марк Гроссман - Камень-обманка

Еще четырнадцатого июля девятнадцатого года, когда был отдан Златоуст и одна из дивизий почти открыла фронт под Кыштымским заводом, вследствие чего Западная армия беспорядочно откатилась к Челябинску, к нему, Колчаку, без стука вошел Будберг. Верный своей обычной манере, он чуть не с порога прошелестел сухими губами:

— Ваше высокопревосходительство, мне только что по секрету стало известно, что Лебедев вырвал у вас согласие на передвижку резервных дивизий к фронту. Так ли это?

— Я никак не могу привыкнуть к стилю ваших речей, барон, — устало отозвался Колчак, не отвечая на вопрос.

— Господин адмирал, — не отступал Будберг, — вам известно мое прошлое. Я военный и мне не двадцать лет. Корпуса не перебрасывают просто так. Я хотел бы знать, что имеется в виду?

— Полноте, барон. Я ничего от вас не скрываю. Резервы для того и существуют, чтобы в подходящий срок отправиться на передовую. Только это.

Колчак говорил неправду. Передвижка резервов и назначение наштаверха Лебедева уполномоченным ставки в Западной и Южной армиях были связаны с планом Челябинской операции. О ней знали лишь Колчак и Лебедев. Ни командующий фронтом Дитерихс, ни командармы никакого участия в ее разработке не принимали. Тем более адмирал ничего не хотел говорить Будбергу, зная его неверие в силы «стратегических младенцев» штаба.

Барон в тот раз пожал плечами, покачал головой и попросил разрешения удалиться. Но через десять дней, двадцать четвертого июля, когда причелябинские станицы уже пылали в огне боев, старик снова спросил верховного, что такое «Челябинская операция»?

Однако, сколько он ни настаивал, адмирал загадочно глядел мимо генерала и намекал, что «вскоре всё разрешится, и произойдут очень крупные события, которые круто изменят положение».

Будберг, зная, что Лебедев еще две недели назад умчался на фронт, хмуро сказал адмиралу:

— Я не верю в крутые повороты фортуны, когда эту безглазую бабу поручают Лебедеву, Сахарову или Гайде. Поводыри такого рода способны лишь и з г а й д и т ь дело.

— Вы несносны, барон! — вскипел Колчак, не принимая издевки Будберга и порицая его за глупую игру с фамилией чеха. — Потом сами увидите, насколько были неправы и недоброжелательны.

Однако от старика нелегко было отвязаться. Уже на следующий вечер, нет, пожалуй, через два дня — двадцать шестого июля, — Будберг снова влетел в кабинет верховного. Оказалось, что он узнал в ставке план пресловутой операции и теперь находился в состоянии крайнего раздражения.

— Ваше высокопревосходительство! — начал он почти в истерике. — Я, член совета верховного правителя, но от меня многое скрывают. Теперь мне ясно, что весь этот блеф был задуман уже давно, и вояжи наштаверха на фронт связаны с ним. Лебедев и Сахаров нарисовали на карте «мешок» и посулили удушить в нем красных. Но бои не выигрывают по бумажкам, господин адмирал! Все надежды возлагаются на последние наши резервы, вытащенные из Омского округа. Однако все три дивизии только что кое-как слеплены и не готовы для боя. Они превратятся в толпу и стадо при первых же ударах врага.

Колчак молчал, морщился, кусал губы, пальцы его шарили по столу, нащупывая спички и папиросы. Наконец он нашел их, закурил, бросил на Будберга взгляд, полный злобы и страха. Генерал колол его в самое уязвимое место, в его ахиллесову пяту, но ничего уже нельзя было изменить.

Нет, Колчак бросился в это сражение не очертя голову. Он долго и тяжко изучал план операции, подсунутый ему Лебедевым. Ставка собиралась очистить челябинский узел, вовлечь армию Тухачевского в город и концентрическими ударами быстро и беспощадно добить ее. Адмирал терзался, не веря в сложный и туманный маневр окружения, в котором главную роль захлопывающих крыльев отвели последним, еще не обстрелянным резервам и измотанным в боях конным частям.

Многим его генералам было ясно, что успех операции по меньшей мере проблематичен, что нет никаких надежд на промах Фрунзе и Тухачевского, людей, несомненно, талантливых, осмотрительных, воодушевленных победами от Уфы до Златоуста. Дитерихс дважды навещал Колчака, чтобы отговорить его от этой трагической глупости.

Но Лебедев, Сахаров, Сычев, Розанов наперебой доказывали выгоды операции, сулили непременную удачу, и адмирал в конце концов склонился на их сторону.

Колчак снова исподлобья взглянул на Будберга, непроизвольно вытер ладонью мокрый лоб и внезапно сказал:

— Знаете что, барон? Сейчас начнется оперативный доклад, пойдемте вместе, и вы убедитесь (он хотел бы сказать «мы убедимся»): не так все плохо, как рисует вам ваше воображение!

— Не смею отказаться, — проворчал Будберг, поднимаясь со стула. — Но я более чем уверен: этот безумный план — надежда наштаверха спасти свою подмоченную репутацию, а заодно и престиж Сахарова. Жажда славы не предосудительна сама по себе, но должна опираться на разум и расчеты. В схеме операции на них нет и намека, господин адмирал!

На оперативном докладе Колчак вскоре повеселел и даже иронически поглядывал на барона: чиновники штаба сообщали обстановку в одних розовых тонах. Большевики втянулись в Челябинск, теперь их там захлопнут, и гибель красных — лишь дело времени. «Be ви́ктис!» [3] Be ви́ктис! — Горе побежденным! ( Лат. ) — вот чем это все кончится.

Дитерихс подсел к Будбергу, сказал, косясь на огромную карту, распластанную на столе:

— «Большевики втянулись»! Они захлестнули Челябинск на неделю раньше запланированного Лебедевым срока. В городе произошло восстание рабочих, направленное, разумеется, против нас. Разбиты лучшие арьергардные части, утрачены «забытые» на станции эшелоны. Потеряна большая часть пушек и пулеметов, погибли многие десятки тысяч винтовок, унесенных или брошенных дезертирами. Еще вчера из вечерней сводки было известно: в районе Челябинска действуют четыре красные дивизии весьма сильного состава. Большевики ведут энергичное наступление в разрез восточного заслона 3-й армии, и один бог знает, чем это кончится. Неужели верховный ничего не видит?

Уходя с доклада, Колчак почти весело сказал, что он верит в успех, хотя и понимает — его достижение связано с большой кровью. Он также сообщил, что завтра же издаст указ о прибавке ста рублей к жалованью каждого бойца, находящегося на фронте.

Будберг не выдержал и кинул вслед уходящему адмиралу:

— Господа, помните, что у вас идет не Челябинское наступление, а Челябинское преступление!

Колчак плохо спал в ту ночь, беспрерывно звонил по телефону то в штаверх, то в армии, и лишь к утру забылся тревожным неглубоким сном. В девять утра он выслушал безмятежные доклады штаба и, ухмыляясь, взглянул на Будберга.