Ульмас Умарбеков - Приключения 1972—1973

Трубек с Дзенисом переглянулись.

— Для чего же вас было так много? — не скрыл удивления следователь.

— Я же сказал: хоть умри, а к утру я должен был вернуться в Кулдигу. Вдвоем нам было не управиться так скоро.

— И что же эти мужики? Стояли на стреме, чтобы никто не помешал?

— Нет, грузить помогали.

— Да разве там было что грузить?

— Я же сказал — полный кузов. Пять тонн, не меньше.

Трубек вытаращил глаза.

— Чего пять тонн — вещей?!

— Каких вещей? Яблок!

Дзенис встал и подошел ближе.

— Не валяйте дурака. При чем тут яблоки, что за яблоки?

Тогда настала очередь удивиться Казимиру.

— Я же говорил. Друг прислал денег, и я у одного старика под Кулдигой купил яблок. Отборные, антоновка и за бесценок! Друг пустил их через свой магазин первым сортом. Заработал он здорово, но и мне тоже перепал хороший кусок.

В кабинете воцарилось молчание. Дзенис напряженно думал. Судя по всему, арестованный говорил правду. Да уж чего-чего, но не такого признания ожидали они с Трубеком. В расследовании убийства Алиды Лоренц они не продвинулись вперед ни на шаг. Что же делать, какую тактику применить в дальнейшем допросе? За какую нитку разматывать этот клубок? Может, переключиться на другую волну, начать с другого конца?

— Из магазина вы сразу направились домой? — начал издалека Дзенис.

— А куда же еще? — подтвердил Щепис. — Сперва только как следует поддали.

— И что же вы делали дома?

— Спал, чего же еще.

— Жена ваша рассказывала иначе! — перебил его Трубек.

— Врет, гадина! — отрезал Казимир, — Мне и оставался-то всего час поспать. В четыре надо было выезжать, чтобы успеть вовремя в Кулдигу.

Дзенис открыл дверь.

— Попрошу войти.

В кабинет, опасливо озираясь, вошла Геновева. При виде мужа она зажмурилась, будто ее ослепил прожектор.

Дзенис не дал ей опомниться и сразу задал вопрос:

— В октябре ваш муж приезжал из Кулдиги?

— Нет, нет, не приезжал, — замахала руками Геновева,

— А вот он утверждает, что был.

— Да чего его, беса, слушать! Бог мне свидетель, не приезжал!

Казимир грузно повернулся к жене.

— Брось, Геновева, будет врать. Они и так все знают.

— Ты же сам наказывал никому ни словечка не говорить. Грозился голову оторвать…

— Здесь вы обязаны говорить правду, — строго прервал ее Дзенис. — Стало быть, он приезжал в ночь е одиннадцатого на двенадцатое октября?

Геновева еще раз покосилась на мужа и, убедившись, что с его стороны угроза миновала, затараторила:

— Был, приезжал, забулдыга окаянный, бухой, как скотина. Девчонку еще напугал чуть не до смерти.

— Какую девчонку? — быстро спросил Дзенис.

— Да нашу Луцию, кого же еще. Спьяну кровати попутал. Девка с перепугу заорала так…

— И громко она кричала? — поинтересовался Трубек.

— Езус Мария! А вы бы не закричали, если б посреди ночи пьяный кобель на вас завалился? Я думала, все соседи сбегутся.

— На суде вы утверждали, что в ту ночь никаких криков не слышали, — напомнил Дзенис.

— Меня же спрашивали про соседкину комнату.

Трубек думал. После успешной махинации с яблоками Щепис действительно мог вернуться домой, изрядно подвыпив. Был ли он в состоянии так расчетливо совершить второе преступление? Допустим, был. Но ведь девочка своим криком могла поднять на ноги весь дом. Решился бы Казимир при таких обстоятельствах пойти на убийство? И последнее. Картина происшествия свидетельствовала о преднамеренности преступления. Если бы Щепис заранее к нему готовился, то ни за что не стал бы ложиться спать. Выходит, к убийству он ни в коей мере не причастен. До сих пор следствие ориентировалось главным образом на ночной крик. Теперь ему найдено другое объяснение. И еще: экспертиза определила дату убийства лишь приблизительно. Значит, есть вероятность, что убийство было совершено вовсе не в ту ночь.

Следователь поднял телефонную трубку и набрал номер.

— Отдел кадров комбината? Говорит следователь Трубек из прокуратуры. Пожалуйста, назовите мне точную дату увольнения Зенты Саукум?.. Да, да, прошлой осенью… А когда получила расчет? Благодарю вас… Да, это все.

Дзенис с Трубеком переглянулись. Потом помощник прокурора что-то написал на бумажке и отдал ее следователю. Трубек кивнул в знак согласия и быстро покинул кабинет.

Спустя несколько минут он стоял перед Озоллапой.

— Ну как там у вас? — спросил прокурор. — Все в порядке?

Трубек переминался с ноги на ногу, как провинившийся школьник.

— Кажется, мы дали промашку, — уныло сказал он и изложил результаты допроса.

— Что-о? — пробасил прокурор, и трудно было понять, удивлен он или возмущен. — Щепис непричастен к делу Лоренц? Быть этого не может!

— В ночь на двенадцатое октября Щепис побывал дома, — докладывал свои соображения Трубек. — Это мы установили точно. А Зента Саукум показала, если помните, что на другой день после убийства взяла на работе расчет и уехала. Уволена она одиннадцатого числа. Если Зента Саукум уехала одиннадцатого, то Казимир Щепис не мог с ней вдвоем совершить убийство в ночь на двенадцатое.

— Неужели она так быстро получила расчет?

— Да, в то же утро, она ведь была ученицей. Там и рассчитывать-то особенно нечего.

Прокурор в этот миг походил на завзятого рыболова, у которого на крючок попала здоровенная щука, но леска была тонка и грозила вот-вот оборваться.

— Да бросьте вы мне тут умничать! Такой бандюга, как Щепис, мог обойтись и без девчонки!

— Убийство было совершено в присутствии Саукум, — сдержанно напомнил еще раз Трубек. — Иначе она не смогла бы так точно и подробно восстановить картину преступления.

Прокурор задумался и поостыл.

— Так, так. Саукум уволена одиннадцатого. А где сказано, что она действительно уехала в тот же день? Преступление скорей всего готовилось заранее. В этом случае Саукум вполне могла заблаговременно уйти с работы, ночью совершить преступление и уехать только на следующий день.

— Вот это надо проверить. Поэтому и пришел к вам. До Москвы Саукум ехала поездом. В списках пассажиров рижского аэровокзала ее фамилия не значится. Но дальше, в Норильск, она, вероятней всего, отправилась самолетом. Надо срочно затребовать сведения из Москвы.

— Хорошо, — согласился Озоллапа. Сейчас я позвоню по прямому проводу.

Вынужденная длительная пауза в допросе налилась тягостным молчанием. Тупо уставясь в пол, выгнув горбом мощную спину, сидел Щепис. Трубек коротал время за тем, что в двадцатый раз листал дело, иногда что-то в нем перечитывал. Геновева пугливо поглядывала то на одного, то на другого, то на третьего и нервно теребила уголки платка. Дзенис стоял у окна. Казалось, его ничто больше не интересует, кроме этих бесчисленных пешеходов на тротуаре.