Юрий Пшонкин - Пленник волчьей стаи

Вожак все видел и много думал. Он думал даже во сне. Думал о том, как встать на удачную тропу охоты, чтобы накормить мясом себя и голодных собратьев: Искать вольных оленей? Но на них и летом-то охотиться трудно, а зимой и подавно. К тому же стая уменьшилась. Напасть на оленей Человеков? Нет, слишком мало времени прошло с той роковой охоты… Тем более что чужая стая наверняка по-прежнему озлобляет пастухов своими набегами, нарушая Главный закон охоты.

Однажды стае как будто снова повезло — она наткнулась на одинокого большерогого домашнего оленя.

Месяц назад этот сильный, крупный самец сбежал из табуна. Сбежал, сманив с собой маленький косяк важенок. Не он первый убегал так.

Большерогий оторвался от табуна на рассвете короткого дня, а к ночи разыгралась сильная пурга, и в белой круговерти самец растерял своих подруг. Может, они вернулись в стадо, а может, пристали к дикарям. Он остался один. Познав радость вольной жизни, сильный олень не захотел возвращаться в родное стадо и теперь бродил по распадкам и сопкам, чутко прислушиваясь к каждому шороху. На него-то и наткнулась стая. Волки кинулись на легкую добычу со всей яростью, что скопилась в их голодных желудках. И казалось, бедняге совсем немного осталось наслаждаться вольной беззаботной жизнью… Но олень недаром прожил месяц на свободе, в одиночестве: еще издалека он услышал хрип, вырывавшийся из глоток бежавших волков, а потом и увидел их. Олень высоко подпрыгнул и стремглав понесся в глубину распадка.

Волчицы, зашедшие раньше ему в тыл, бросились наперерез, но большерогий, снова подпрыгнув, кинулся к ближней сопке и легкими прыжками стал взбираться на нее.

Стая долго гналась за ним, и временами казалось, что она вот-вот настигнет добычу. Однако олень был здоровый, полный сил и в конце концов ушел от погони.

Если бы самый выносливый пастух прошел путь от начала охоты стаи и до того места, где Вожак остановился, приказав тем самым кончить безуспешную охоту, то тому пастуху пришлось бы идти два дня. А за один зимний день даже не очень молодой пастух мог пройти на лапках-снегоступах четыре раза по десять верст. Да, волки Севера сильны и выносливы…

Когда мутное солнце тяжело приподнялось над белой холодной страной, Вожак собрал стаю.

«Слушайте меня, — сказал он. — С той ночи, когда горячие клыки пастухов убили наших братьев, удача отвернулась от нас».

«Да, это так, Вожак. Скоро мы все подохнем от голода, и наши тела расклюют вороны и сороки, разорвут вонючие росомахи», — угрюмо ответил Хмурый.

«Мы потеряли следы вольных оленей, мы не можем теперь нападать на оленей, которых охраняют Человеки и собаки», — продолжал Вожак.

«Да, это так», — сказала молодая белая волчица.

«Как будем жить дальше, Вожак?» — спросила старшая волчица.

«Надо снова встать на тропу охоты. Надо охотиться на оленей Человеков», — прорычал Хмурый, который больше всех терзался от голода.

«Нас мало, — спокойно ответил Вожак. — Малая стая — слабая стая».

«Твоя осторожность, Вожак, непонятна. Мы хотим мяса!» — бросил вызов Хмурый.

«Мяса! Мяса!» — подхватили остальные. Все, кроме рожденного в логове Человека.

«Я тоже хочу мяса! Слушайте меня!» — Вожак посмотрел в глаза каждому, и никто не выдержал его взгляда. — Я спрашиваю: кто сильнее и умнее в тундре, в лесах и горах?»

«Человек! Человек!» — дружно ответила стая. И смолкла, ожидая, что дальше скажет Вожак. Какое-то смутное беспокойство охватило волков.

«Так пусть в нашей стае будет Человек!» — тихо объявил Вожак.

«Человек?» — попятилась от него молодая волчица.

«Человек?!» — встрепенулся Хмурый.

«Вожак, твой ум помутился от голода, — крикнула старшая волчица. — Волки, наш Вожак болен! Человек никогда не станет волком, как и волк — Человеком!»

Среди стаи поднялся переполох.

«Я говорю!» — рявкнул Вожак, ощетинив загривок.

Стая смолкла.

«Я говорю: тот Человек, которого мы возьмем в стаю, будет жить по законам стаи. Он подчинится нам, ибо все живое хочет жить! Мы должны заманить в стаю Человека — Охранника оленей, иначе подохнем с голода. Или будем жрать друг друга, пока не останется последний, самый сильный из нас».

«Ты хочешь совершить невозможное, Вожак», — осмелилась подать голос молодая волчица.

«Тише, волки! — вдруг сказала старшая волчица. — Тише! Я вспомнила: так уже было! Я вспомнила рассказ старого волка, которого давно нет в живых. Так было: Человек жил с волками предками нашей стаи. Так было!»

«Было? — удивился Хмурый — Но как же мы заманим Человека? Как, Вожак? Человек — не собака».

«Ты забыл, брат, что у волка, кроме клыков и когтей, есть еще глаза, — тихо, словно остерегаясь, что его могут подслушать, ответил Вожак. — Человеки боятся наших глаз. Я знаю. Я кончил!»

Старый пастух Кутувье ехал с кочевья в стойбище проведать внуков. Пара крупных однорогих оленей без труда тащила легкие аргизы [8] Оленьи нарты. . Колокольчики, подвязанные к шеям животных, весело звенели в морозном воздухе, заставляя замирать куропаток, сидевших на заиндевелых сучьях тальника. И аргизы были легки, и старик-хозяин. Он и в молодости был худ и легок, а к старости и вовсе усох. Недаром, видно, при рождении назвали его Кутувье [9] Худой (чукотск.) . Но он был еще бодр и пока не собирался в «верхнюю тундру». У него даже сохранились почти все зубы, и ел он так же быстро, как в молодости. Э-э, если бы он собирался к «верхним людям», разве бы пас он оленей богача Вувувье, разве отправился бы один в дальнюю дорогу домой, чтобы привезти внукам мяса?

Мороз спрессовал снег в льдинки, загнал зверей в норы, но он, Кутувье, все равно едет. Что ему Мороз? На нем почти совсем новая кухлянка ей всего пять зим. А ноги упрятаны в мягкие чижи [10] Чулки из оленьего меха, мехом вовнутрь. , а чижи — в крепкие торбаса. А еще на нем теплые канайты [11] Штаны из оленьего меха. . И пусть ресницы склеил иней, а бороденка и усы превратились в сосульки, но он все равно едет в стойбище проведать внуков. Он везет им много мяса — половину оленя с головой, чтобы внуки с матерью, его дочерью, вдосталь помозговали — насладились свежими мозгами. Но больше мяса внуки обрадуются новым ножам, которые он выменял у охотников на двух соболей.

Кутувье посмеивался над морозом и мурлы­кал хвастливую песню. А что? И похвалиться можно: оле­ни, зайцы и куропатки никому не расскажут.

Вот какую песню он пел: