Альберт Иванов - Мир приключений 1986

На сообщение Ясуды пришел немедленный ответ: тщательно следить за всем происходящим, записывая на бумагу, которую прятать в надежном тайнике. Советовали вести себя по отношению к другим обитателям не только лояльно, но и подобострастно, намекая, что за ослушание и, не дай бог, за срыв операции кара будет беспощадной. Под конец говорилось: его гонорар увеличивается с пятидесяти долларов до семидесяти.

С тех пор Ясуда преобразился и не находил себе места, но уже не от страха, а от предвкушения богатства. Он лез вон из кожи, угождал коменданту и его жене, стараясь предупредить каждое их желание. Однако постепенно пыл и усердие начали ослабевать, тем более что и работы было не так уж много.

Оставаясь один, Ясуда жадно, со страстью старого, выжившего из ума скупца подсчитывал, сколько на его счету за океаном накопилось денег, каковы наросли проценты. Получалась весьма солидная сумма, а с той, которую обещали единовременно в награду после окончания операции, он смог бы, вернувшись в Японию, открыть собственное дело. Он грезил наяву, как купит себе в пригороде столицы виллу наподобие той, где его завербовали, — с маленьким парком и прудом, в котором будут плавать зеркальные карпы и золотые рыбки. Приобретет роскошный лимузин, женится на молодой и красивой танцовщице — на такой, какую видел однажды сквозь стекло фешенебельного ресторана. У него появятся слуги и телохранители. И это будет он, когда–то стоявший на самой низкой ступеньке общества! Для этого благословенного часа, который, несомненно, скоро пробьет, стоило сидеть тут, в кротовой норе, столько лет. Он еще не стар, по радио слышал — люди живут до семидесяти — девяноста лет, у него все впереди. Настанет день, когда мечты обретут осязаемую реальность, и уж тогда он возьмет свое с лихвой, наверстает все, чего лишал себя в этой вынужденной ссылке. Не забудет, разумеется, и свою сестренку, пусть она отдохнет.

Ясуда не мог допустить и мимолетной мысли, что заокеанские хозяева и не думали класть на его счет деньги. Именно в данную минуту, когда он предавался мечтам о сказочном будущем и строил планы безмятежной и сытой жизни, далеко в просторном здании на холме, напоминающем утюг, давались самые конкретные инструкции, как от него избавиться, когда надобность в его помощи отпадет.

Ясуда не знал этого и был по–своему счастлив.

Вернувшись после совещания у коменданта, Ясуда достал из тайника черный чемодан, в котором находился радиопередатчик, и, настроив его на нужную волну, дрожа от возбуждения, отстучал срочную радиотелеграмму: «Ускорьте операцию, Токуда решил сдаться русским…»

Субмарина всплыла в пять часов утра почти под самым берегом. Ее длинный темный корпус, похожий на спину гигантского нарвала, возник из волн неожиданно и почти бесшумно. Сначала на морской палубе появились, поеживаясь от предрассветного холода, боцман и несколько матросов. Они вынесли наверх два больших складных понтона. Быстро собрали, спустили на воду и перетащили в них какие–то тюки, ящики и пакеты. Затем из люка вылезли пятеро людей в защитных с коричневыми камуфляжными разводами комбинезонах и кожаных куртках. Они расселись по местам, разобрали короткие, с широкими пластиковыми лопастями весла, не спеша отвалили от борта и скрылись в темноте. Спустя минут двадцать с берега трижды мелькнул слабый желтоватый огонек.

Палуба лодки опустела, за ее кормой забурлила и вспенилась вода. Субмарина дала ход, развернулась и исчезла, будто растворилась в зеленовато–синей глубине.

В бухте, куда причалили понтоны, высаживающихся встретил, озираясь по сторонам и подобострастно кланяясь, Ясуда. Несмотря на клеенчатую накидку на теплой байковой подкладке, наброшенную на худые плечи, его била мелкая дрожь. Понтоны приподняли за носовую часть и наполовину вытащили на крупнозернистый серый песок. Сгрузили поклажу, отнесли подальше от воды и сложили в кустарнике у скалистого обрыва. Закончив работу, все пятеро собрались в кружок вокруг радиста.

— Переведи ему, — Улезло ткнул пальцем в грудь японца. — Где сейчас здешние жители, чем занимаются? Пусть поточнее укажет, как к ним пройти.

Долговязый и длинноволосый молодой сержант снял берет, вытер им лицо и, повернувшись к радисту, быстро заговорил по–японски. Ясуда закивал, заморгал короткими ресничками и начал торопливо, размахивая руками, отвечать, бросая настороженные и любопытные взгляды на окружающих. Потом, суматошно пошарив за пазухой, достал скомканный листок бумаги и сунул сержанту в руки.

— Он говорит, — обратился долговязый к Улезло, — комендант ничего не подозревает. Все спят по своим комнатам. Здесь нарисован план помещений. От дверей есть ключ, он изготовил его сам, сняв слепок с «мастера» капитана.

— Тогда приготовьте оружие. У него есть что–нибудь? — Улезло кивнул на Ясуду.

Сержант спросил. Ясуда отрицательно замотал головой и попятился. В глазах появился испуг.

— Хорошо. Пускай идет вперед и показывает дорогу, надо торопиться, скоро совсем рассветет. Да скажи этой макаке, чтоб не трясся.

Сержант перевел. Ясуда опять угодливо закивал, но трястись не перестал, а лишь поплотнее запахнул накидку.

Его бил озноб. Спазмами сжало живот, пересохло во рту. До этого момента он не представлял себе реально, что может произойти, больше думал о том, как распорядится свалившимся на него богатством, как облагодетельствует бедняжку сестру и ее малышей. Ясуда думал, что он участвует в какой–то таинственной, запутанной и увлекательной игре, и совершенно не предполагал трагической развязки. Теперь, увидев оружие, решительные и жестокие лица десантников, злобные гримасы этого сутулого, он вдруг понял: все очень серьезно и смертельно опасно. Эти люди не остановятся ни перед чем, и здесь они совсем не для того, чтобы вызволять его из добровольной каторги. Нет, они пришли убивать. Убивать тех, кто не только не сделал ему, Ясуде, ничего дурного, но, наоборот, призрел отверженного эта, человека низшего сорта, относился к нему как к равному, ни словом, ни действием не напоминая, что он пария. Столько лет он делил с ними и радости, и горести, искренне переживал смерть малютки, а затем и Сумико, на которую всегда взирал с благоговением и благодарностью. А сейчас он поведет этих неприветливых и совершенно чужих ему пришельцев на какое–то, несомненно, гнусное, а может быть, и кровавое дело…

Сознание вдруг открывшейся истины привело его в ужас. Лишь теперь Ясуда понял, что натворил, и пожалел о содеянном. Однако пути назад уже не было.

Отряд подошел к скале. Японец, повозившись с замком, открыл дверь. Один за другим люди скрылись в темном проеме, и плита снова прочно встала на прежнее место, слившись со стеной.