Альберт Иванов - Мир приключений 1986

В глубине подмоя смутно угадывались рыбы, они висели в воде серыми колеблющимися тенями. Гапон рванулся к ним, схватил что–то упругое и брусковатое, но рыба вдруг бешено забилась и выскользнула, оставив на ладони липкие чешуйки…

Они долго пробыли на реке в тот день.

Шестнадцатый магазин разбил вдоль берега палатки, там было сумрачно и прохладно, яростно шипело ситро в зеленых бутылках, и высокие щербатые бокалы покачивались из стороны в сторону, когда в них падала густая пузырчатая струя.

Все косились на их рыбину и вежливо спрашивали, где поймали и на что. А мальчишки бегали следом и разносили их рыбацкую славу по всему пляжу.

…Гапон очнулся и тоскливо взглянул на коз.

— По–пластунски! — внезапно услышал он резкую команду.

…Валька полз с деревянной винтовкой в руках (каждый выстругал себе сам), и только у военрука Дубинина была настоящая. Он полз впереди Вальки, потешно вскидывая задом.

Рядом пыхтел Тихонов. Противогаз мешал ему, и Юрка то и дело перекидывал его за спину.

А где–то, далеко отстав и шурша травой, полз весь класс.

— В атаку! — насмешливо прокричал от реки Гапон.

«Кричи, кричи, сегодня у нас урок военного дела, сегодня в руках деревянные винтовки, а завтра–послезавтра… Бей фашистскую сволочь!» — думает Валька.

В кильватере сопели девчонки с санитарными сумками на боку. Вчера Дубинин сказал: «А все девочки должны надеть лыжные брюки». И девочки почему–то покраснели. «Где там Леля? Сейчас я возьму на прицел вот этот крест. Вот этот. С перекладинами. Здесь немецкий окон, сейчас оттуда высунется каска, а под каской — прищуренные глаза… И тогда — не дергать за крючок, покрепче упереть приклад в плечо… Под обрез, спокойно… Огонь!»

— Приготовить гранаты, — сказал Дубинин.

— Гранаты, гранаты! — прошелестело от одного к другому.

За линию кладбищенских крестов полетели комья глины.

И вдруг из–за крестов — ребята вздрогнули — навстречу их классу выбежали курсанты с винтовками наперевес. Полы шинелей стегали по запыленным сапогам, и саперные лопатки в защитных чехлах бешено раскачивались на широких ремнях. Курсанты промчались мимо, не обращая ни малейшего внимания на ошеломленных мальчишек, но, поравнявшись с девчонками, на секунду замедлили шаг и оборачивались на них, пока не исчезли за кустарником.

— Учения, — сказал Дубинин, провел ладонью по потному лбу, оставив на нем широкую грязную полосу, и закричал: — В атаку! В атаку!

Кресты вырастали навстречу, словно поднимались во весь рост, и ветки деревьев плясали в небе.

— Ура–а! — раздался многоголосый крик.

Козы испуганно рассыпались по берегу. Ошалев от немыслимо громкого дружного крика, подслеповатая рыжая Зойка шарахнулась в сторону и рухнула с обрыва в воду.

Гапон мчался вдоль обрыва, на ходу сбрасывая одежду, а в водоворотах реки мелькала бородатая Зойкина голова. Козы толпились на обрыве и жалобно кричали, смотря ей вслед.

Гапон истошно кричал, размахивая руками:

— Места им для занятьев нету! Развопились! Тоже мне вояки!

Он с разбегу бухнулся в воду, схватил козу за рога и с трудом выволок на отмель.

Козы толпились вокруг и внимательно следили, как дрожащий Мишка делает Зойке искусственное дыхание.

— Ну–ка, — послышался чей–то голос.

Гапон поднял голову. К нему, хрустя сапогами, подошел Дубинин. За ним тянулся весь класс. Мальчишки хохотали, а девчонки озабоченно расстегивали санитарные сумки.

Коза жалобно моргала глазами и не шевелилась.

Капитан заложил в магазин винтовки патрон и пальнул в небо над самым ее ухом. Зойка ошалело подпрыгнула, отскочила в сторону и, нервно вздрагивая, принялась ощипывать куст.

— Нервный шок, — сказал военрук.

Гапон поспешно схватил дымящуюся гильзу:

— Чего там… — И, подумав, добавил: — Если у нее молоко пропадет, отвечать вы будете. — Он побрел к костру, подбирая одежду.

— Урок окончен, — объявил Дубинин.

Все быстро разошлись, а Валька и Леля подсели к костру.

— Готово? — спросил Валька, подбросив щепок.

— Готово, — буркнул Гапон, прихватив полами пиджака раскаленный котелок, и выплеснул все в реку. — Из–за вас переварилось, черти!

Леля сидела на телогрейке, поджав под себя ноги, и по мигая смотрела на огонь.

Стояла тишина. Пусто кругом, даже коз не было видно, и лишь по дрожащим веткам бузины можно было догадаться, что козы наконец дорвались до кладбища.

— Брошу я их, — вздохнул Мишка. — Надоело за бутылку молока ишачить. Хозяева думают, я их здесь подаиваю.

Он обернулся и скорчил страшную рожу в сторону бревенчатого дома, торчащего на околице. В чердачном окне горел ослепительный солнечный зайчик.

— Целый день дед Ефим за мной в театральный бинокль следит!

— А может, к нам жить пойдешь? — вдруг смущенно сказала Леля. — У нас места хватит.

— Чего я у вас не видел! У меня своя хата есть. Видали мы таких… заботливых. Тут одна вчера приходила и в детский дом звала. Так я и пошел! Как же, разбежался! Отец с фронта придет, может, раненый, а где я?

— Зря ты, — сказал Валька. — Она тебе по–хорошему…

Гапон засопел и ничего не ответил.

— Я тебя понимаю, Миша. — Леля прижала руки к груди. — Но ведь тебе одному тяжело, правда?

— Не пропадем, будет день — будет пища. — Гапон встал и, оглушительно щелкнув кнутом, направился к своим козам. — Котелок не трогайте, ручки запачкаете.

— Говорят, ворует он, да? — тихо сказала Леля. Валька пожал плечами.

— А чего там, — беззаботно протянул Гапон (он услышал). — Вот скажи, ты банк стала бы грабить?

— Нет…

— Ну и дура. Если так придумать, чтобы не трогать никого, а влезть в трубу ночью, забрать мешок сотенных и ку–ку! Вот если я у кого хлебные карточки стащу, плакать будет. А деньги–то — ха! — в банке, их снова напечатают там, в казне. И все!

— Так что ж, ты, выходит, банки грабишь? — засмеялась она.

— Сказала… Я б тогда в шляпе ходил и в пальто коверкотовом. Это я так. Да и с деньгами сейчас туго, на войну не напасутся.

27 ноября части Гудериана перерезали железную дорогу Тула–Узловая–река Дон.

Павел вдруг начал учиться игре на скрипке. Или потому, что, продав свою радиолу с пластинками и гитару, скучал по музыке, или потому, что скрипка досталась ему случайно — курсант один перед отправкой на фронт подарил, — а старый учитель музыкальной школы Руфим Андреевич пообещал обучать бесплатно. Наверное, и потому, и поэтому. Кто знает…

Правда, вначале Пашка пытался скрипку загнать. Она была новенькая, вся в лаке, венгерская. Но никто не взял. «Если б гармонь, можно», — говорили на базаре, подержав скрипку в руках и погладив по лакированному боку.

Каждый раз он засовывал скрипку в рюкзак — футляра не было — и отправлялся к Руфиму Андреевичу. Там он получал в руки настоящий смычок — смычка у Пашки тоже не было, курсант потерял. Свой смычок Руфим Андреевич брать ученику с собою не разрешал. Дорожил: особый и к тому же единственный.