Альберт Иванов - Мир приключений 1986

Тихонов лениво швырял камешки в воду и не обращал на Чумиция никакого внимания.

— Ну, смотри! — вдруг вскипел Славка. — Запомню.

Леля только засмеялась и снова оглянулась на Вальку.

Славка и Гапон оттолкнули лодку от берега, отъехали на несколько метров и с шумом сбросили «якорь» — кусок рельса на канате.

Они стали как раз напротив парочки. Чумаков делал вид, что ловит рыбу, но он больше смотрел на них, чем на поплавок. Гапон ерзал на корме и невпопад повторял:

— Тащи!.. Клюет!..

Юра и Леля встали, прошли немного ниже и уселись на одной из лодок, прикованных к берегу.

Рыболовы тотчас же переместились по течению и снова бросили «якорь».

Парочка опять перешла на новое место. Чумиций и Гапон не отставали. Так бы они передвигались до самого железнодорожного моста, если б на улице не появилась Зина.

Юрка обернулся и замер. Она тотчас вздернула голову и направилась к Валентину.

Мерный рокот болтовни старух, сидящих на лавочках, сразу стих.

— Пошли в кино? — отчаянным голосом сказала Зина. Громко–громко. На всю улицу.

— Пошли. — Он почему–то испугался.

Поэт нагнал их на гор.

Шел рядом и молчал. Она тоже молчала. И Валька молчал — такое дурацкое у него было положение.

А у самого кинотеатра Юрка тихо сказал, будто извиняясь:

— Гапон с Чумицием рыбу ловят… — Он неестественно засмеялся. — Головля поймали. — И кисло добавил: — С ладонь.

— Хорошо клюет? — неожиданно спросила его Зина и взяла Вальку под руку.

— Хорошо… — неуверенно ответил Тихонов и стал мрачно причесываться.

— Ну, иди… лови… — Она бросилась в подъезд кинотеатра, таща Вальку за собой. Билеты она купила заранее. Два!

Он оглянулся. Юрка стоял у входа, жалобно смотрел им вслед и причесывался.

…Когда они возвращались домой из кино, Зина просто измучила Валентина. Обычно она может кого угодно измучить своей болтовней, жалобами всякими. А на этот раз она измучила его своим молчанием. Ну ни слова ни о чем не сказала.

Надоели эти Юркины фокусы. Валька его прямо ненавидит, когда тот такие штуки выделывает. Он уж и так и сяк его выгораживал. Наконец даже всю правду ей сказал: как, зачем и почему Юра сегодня с Лелей встретился.

— Чумакова разыгрывали, ты понимаешь?

А она молчит. Идет, ладошки в рукава свитера спрятала и молчит. И только у самого своего дома сказала:

— До свидания. — А потом: — Пусть больше ко мне не приходит.

— Ладно, — буркнул он. Разве ей объяснишь!

А она стоит, не уходит. И Валька стоит, как дурак, думает, может, еще что передаст.

— Ну? — не выдержал. — Сказать, чтоб завтра зашел?

— Спокойной ночи, — вспылила Зина. И опять не уходит. Стоят и молчат…

— А ты не врешь?.. — спросила она. — Насчет Славки и Лельки?..

Нехотя так спросила, словно невзначай.

— Век воли не видать! Я никогда не вру. — И уточнил: — Если мне невыгодно.

Она засмеялась:

— А тебе как раз выгодно сейчас врать.

— Почему ж?

Она смутилась.

— Ну, вы друзья…

— Мало ли что! — разозлился Валька. — Хочешь знать, так мне сейчас как раз выгодно плести на него все, что вздумается. Я, может, на него еще больше обиделся. Хоть у меня и зуб на Славку, ненавижу, когда разыгрывают. Понимаешь?

— Понимаю… — говорит она, а на него не смотрит.

— Ничего ты не понимаешь. — Ему даже тоскливо стало, потому что она ничего не понимала. — Хочешь по–честному?

— Ну?

— Так вот. Плюнь ты на Юрку, если не хочешь с ним дружбу потерять. Уж кто–кто, а я его знаю. Чем хуже к нему, тем лучше. — Он вконец разошелся — такая его злость взяла. — Вот и помыкает тобой, потому что ты ему пятки лижешь…

— Неправда!

— Чуть что — Юрочка, Юрочка… А Юрочка… Думаешь, я не догадываюсь, почему ты мне тут зубы заговариваешь? Пусть больше, мол, не приходит. А сама только и ждешь, чтобы он пришел.

Зина повернулась и пошла к дому.

— Ты что? — опешил он. — Обиделась? А сама хотела правду!.. Я же пошутил.

Зина не остановилась. И вообще ничего не ответила.

Спит Валька летом всегда в сараюшке вместе с дедом. У них там два топчана стоят. И воздух курортный. Часов за пять высыпаешься. Валька шел к себе в сарай и думал: «Никогда больше с ними связываться не буду. Им что ни говори — своё! Помирятся — не помирятся, я виноват. Ну их всех в болото! Сами разберутся».

Дед бодрствовал. Положив две подушки под голову, чтобы повыше, он читал при свете фонаря «летучая мышь» третий том Гоголя и дымил из своего мундштука, как гибнущий пароход.

— Ну как кино? — не отрываясь от книги, спросил дед.

— Да так… Про любовь.

— Угу, — сказал дед и больше ничего не спрашивал.

Только Валентин хотел завалиться на свой топчан, глядит — там Юрка лежит. Дрыхнет как ни в чем не бывало.

Валька его растолкал, и тот подвинулся, зевая и потягиваясь. Валька тут же завалился и накрылся одеялом с головой. Но от Тихонова просто так не отвяжешься. Он сдернул с него одеяло и начал оправдываться:

— Меня к вам отпустили на ночь… Ну, чего она?.. Я же не хотел. Сам видел, как получилось…

— «Получилось, получилось»… — проворчал из своего угла дед. — Что Зина–то говорит, внучек?

— Ничего, — буркнул внучек. — Молчит.

— Молчит? — Дед снова уткнулся в книгу. — Раз молчит, значит, дело серьезное.

— А если бы она чего–нибудь говорила? — угрюмо поинтересовался Юрка.

— Тогда бы еще ничего, — откликнулся дед. — У всех у них одно и то же. Поговорит — и полегшает на душе. Отойдет, значит. И простит.

— Я ей сказал, чтобы она к тебе похуже относилась, — проворчал Валька.

— Правильно, — уныло кивнул Тихонов. — Я такой.

Больше они Вальку ни о чем не спрашивали. «Поэт» улегся рядом. Лежали валетом. Юрка все время ворочался, и его ноги шуршали у Валькиной головы, словно мыши.

Дед погасил лампу, и в сарае сразу стало темней, чем на улице. Дверь была открыта, от реки тянуло холодом. Откуда–то издалека доносились смех, паровозные гудки, лай собак. Пахло камышом и лягушками.

Уныло загремела цепью за соседским забором дворняга, яростно и громко запели коты. Наступила ночь. И Валентин заснул.

Юрка разбудил его под утро, когда только еще начинало светать. И утро не наступило, и ночь уже прошла. Темнота нехотя рассеивалась. И все окружающее проступало сквозь серые сумерки…

Июнь только начался, и вода была еще холодной. Но они привыкли: уже третий год начинали купаться в мае.

Стояли на берегу, поеживаясь от зябкой свежести. И медлили, прежде чем войти в воду.

— Зина очень на меня обиделась? — вдруг спросил Юрка

— Да вроде. — Неохота было об этом говорить.

Как только Тихонов напомнил о вчерашнем, Валька сразу почувствовал, что новый день наступил бесповоротно. Стоять теперь на берегу было как–то глупо, и он побрел по мелководью к омуту. Вода поднималась все выше, она словно одевала. Если всмотреться, то она слегка прогибалась вокруг него, а потом вновь опоясывала кольцом.