Клайв Касслер - Огненный лед

Лорд Додсон жил в крошечной деревушке, словно сошедшей со страниц английского детектива, где всех жителей до единого подозревают в убийстве викария. Дом аристократа стоял чуть на отшибе, к нему вела извилистая дорожка шириной в одну машину. Завала проехал по узкой полоске гравия между живыми изгородями и остановился рядом со старомодным пикапом «Моррис-Майнор». Взгляду открылась внушительная двухэтажная постройка со стенами из рыжеватого камня и темной черепичной крышей. Джо представлял поместье английского лорда совсем не так.

Дом окружала каменная стена, за которой раскинулся пышный цветник. Посреди клумбы стоял мужчина в латаных рабочих штанах и выцветшей рубахе. Завала принял его за садовника и спросил, выйдя из машины:

— Не подскажете, где мне найти сэра Найджела Додсона?

Щеки англичанина скрывала седая щетина. Он снял испачканные землей перчатки и крепко пожал руку гостя.

— Додсон — это я, — сказал он, к удивлению Джо. — А вы, должно быть, тот американец, что звонил мне вчера.

Завала очень надеялся, что ничем не выдал своего изумления. Услышав вчера в трубке аристократический выговор лорда, Джо сразу представил себе надменного англичанина с массивной челюстью и пышными усами, облаченного в твидовый костюм. Додсон же оказался худеньким, лысеющим человечком, который в семьдесят с лишним выглядел лет на пятьдесят.

— Это ведь орхидеи? — спросил Завала, выросший в окруженном цветочными клумбами глинобитном домишке в Санта-Фе.

— Да. Вот фаленопсис, там дальше дактилориза и пирамидальный анакамптис. — Додсон повел бровями — очевидно, и его представления об американцах только что пошатнулись. — Надо же, вы их узнали. А ведь все думают, что орхидеи — это такие большие аляповатые цветки.

— Мой отец увлекался цветоводством, у него были похожие сорта.

— Когда закончим, покажу вам свои клумбы. Но вы, должно быть, устали, мистер Завала. Вы ведь прилетели из Стамбула? Давненько я там не бывал. Удивительный город. — Они повернули за угол и попали в просторное патио, выложенное декоративной плиткой. Стеклянная дверь в дом была открыта, и Додсон позвал экономку — дородную краснолицую женщину по имени Дженна. Она посмотрела на Завалу так, словно хозяин дома случайно приволок из сада какого-то жука, а потом принесла высокие бокалы с холодным чаем.

Расположились в увитой плющом беседке восточного вида. Здесь начинался широкий газон, ухоженный, словно поле для гольфа, который плавно спускался к тихой речушке и бескрайним болотам. К мосткам была привязана лодка.

Додсон отхлебнул из бокала и произнес, окинув взглядом окрестности:

— Да, тут настоящий рай. — Его пронзительные голубые глаза впились в лицо гостя. — Вот что, мистер Завала, ваш визит ведь как-то связан с недавним звонком от мистера Перлмуттера?

— Косвенным образом.

— Я навел справки. Как выяснилось, мистер Перлмуттер пользуется немалым уважением в исторических кругах. Чем я могу вам помочь?

— Перлмуттер искал информацию по просьбе НУПИ и наткнулся на упоминание о вашем предке. Его, как и меня, очень удивило, что вы наотрез отказались говорить об архиве деда.

— Надо признать, я вел себя с мистером Перлмуттером чересчур резко. Прошу, передайте ему мои извинения. Он просто застал меня врасплох. — Додсон чуть помолчал, разглядывая крышу особняка. — Вы знаете, сколько этому дому лет?

Завала стал внимательно рассматривать изъеденные временем стены и массивные печные трубы.

— Попробую угадать… Много?

— Вижу, вы человек осторожный. Это хорошо. Да, ему и правда очень много лет. Первое поселение на этом месте возникло еще в Железном веке. Настоящий особняк семьи Додсонов вон там, за деревьями — отсюда его не видно. Он построен в семнадцатом веке. Наследников у меня нет, да и содержать родовое гнездо не по карману, вот я и передал его государству, а себе оставил этот домик. Фундамент заложен при Юлии Цезаре, на стенах погреба даже сохранились римские цифры. То, что вы видите, — постройка пятнадцатого века. Вашу страну тогда только-только открыли.

— Не очень понимаю, как это связано с моим вопросом.

Додсон подался вперед, словно оксфордский профессор, поучающий бестолкового студента.

— Мы мыслим не декадами и даже не веками, как вы, американцы. Мы мыслим тысячелетиями. Восемьдесят лет — всего лишь миг. Бумаги моего отца бросают тень на весьма почтенные семейства.

Завала кивнул.

— Я уважаю ваше мнение и не собираюсь настаивать. Но все же хоть что-то вы могли бы объяснить?

Глаза старика довольно сверкнули.

— Я расскажу вам абсолютно все, юноша.

— Простите?

Завала, словно старатель, надеялся раздобыть хоть пригоршню золотого песка, а Додсон внезапно отдал ему всю жилу.

— После звонка мистера Перлмуттера я много думал. Дед завещал свои бумаги Гилдхоллу с условием, что их передадут туда только в конце столетия. Я о них даже не знал. Архив перешел ко мне лишь после смерти отца. Он хранился у поверенного моего деда, так что прочитать материалы я смог уже в библиотеке — и немедленно изъял их, как только понял, какую роль сыграл в этих событиях мой дед. Теперь же я понял, что его волю следует уважать, несмотря ни на какие последствия. К черту торпеды! Полный вперед!

— Слова адмирала Фаррагута во время сражения у Мобил-Бей.

— Вы, я вижу, тоже немножко историк мореплавания.

— Работа такая.

— Кстати, у меня вопрос. А при чем здесь НУПИ?

— Наше судно обнаружило в Черном море затонувший сухогруз «Звезда Одессы».

Додсон откинулся на спинку кресла и покачал головой.

— «Звезда Одессы»… Так вот что с ней приключилось. Отец думал, что ее потопил страшный шторм, которые не редкость в тех проклятых водах.

— Нет. Судно расстреляли из пушки.

Швырни Завала ему в лицо бокал, Додсон и то выглядел бы менее ошеломленным. Впрочем, он тут же взял себя в руки.

— Простите. Я дам вам кое-что прочесть. — Лорд исчез за дверью и вернулся с объемистой рукописью. — Мне нужно съездить в деревню, забрать несколько редких растений. Времени вам хватит, а когда я вернусь, все обсудим. Дженна обеспечит вас чаем или чем покрепче — просто позвоните вот в этот звоночек.

Стопка пожелтевшей линованной бумаги была перехвачена толстой черной лентой. Завала развязал ее и пролистал страницы. Автор рукописи явно учился каллиграфии и писал аккуратно, однако буквы выглядели толстыми, неровными, с сильным наклоном вправо, словно их выводили в дикой спешке. К бумагам прилагался английский перевод.

На первом листе всего один абзац:

«Перед вами заметки командира Императорского казацкого отряда майора Петра Якелева. Клянусь Богом и даю слово офицера, что все описанное далее — правда».