Александр Бруссуев - Кайкки лоппи

Конечно, после погрома его, болезненно морщившегося, как могли, утешали официантки и даже танцовщицы балета. Описание этого утешения вполне подходят под сцены из-под пера А. Константинова (если остроумно и беззлобно) или А. Бушкова (если цинично до вульгарщины). Но что-то нужно было предпринимать, если хоть как-то дорожить своей конечностью. Имеется в виду — ногой.

Решение пришло само по себе. Просто на кафедре в университете был самый разнообразный набор вполне прикладных инструментов и самых удивительных материалов. Ромуальд, расчертив себе эскиз, сделал все в нужном виде, объясняя любопытным профессорам, что он изготовляет специальный конек для бега на льду. Почему один? Потому что хочет вначале испытать по скорому первому льду, откорректировать и улучшить, в случае чего.

Кожаными ремешками Ромуальд привязывал к себе на голень левой ноги этот конек, используя для удобства изготовленные легкие упоры из нержавейки. Под штаниной ничего не было видно, что и требовалось. Так и ходил передвигать фишки, временами совершенно забывая о странной конструкции.

Но случились внезапные омоновцы, доведенные до автоматизма регулярными набегами. К застывшему в тоске обреченности Ромуальду подбежал его «друг». Поревел для порядка на ухо заурядный набор бессмысленных матюгов и приложился со все дури внутренней частью стопы по пристрелянному месту голени. Удар был сильным и болезненным. Ромуальд не удержался на ногах и упал под стол. Инстинктивно он ухватился за ушибленное место и чуть не пропорол себе руку.

Дело в том, что, называя изделие коньком, он слегка лукавил. У какого бы ни было конька: хоть у бегового, хоть у фигурного, хоть у детских «Снегурок» — острыми бывают только кромки. Ими, собственно говоря, и толкается о лед конькобежец. Ромуальд же сделал конек острым, как кусок сабли. Профессора, рассеянно взглянув сквозь толстые линзы очков, не придали этому никакого значения. Только Крутицкая фыркнула и пошевелила роскошной грудью. Ромуальд сразу представил рядом ее огромного и добродушного мужа с кулаком в размер инвалидности до смерти.

Осторожно расстегивая ремешки на ушибленной голени, он слышал, как выл ужасным голосом ускакавший на одной ноге до самых ступенек омоновец. Так кричать нормальный человек не может: ему будет стыдно, или у него вывалятся от натуги из задницы все внутренности. Но этот боец никого не стеснялся, поэтому ревел, как тупиковая ветвь развития человечества, по мнению упертых дарвинистов — неандерталец. Наконец, свалившись на пол, он решил всех убить и начал поливать свинцом из автомата вокруг себя. Его коллеги тоже воодушевились и открыли огонь по любой движущейся мишени, то есть по зеркалам. Только там можно было узреть движение — все игроки и сотрудники казино уже лежали на ковровых покрытиях и прикрывали головы руками.

Когда у них кончились патроны, Ромуальду удалось воткнуть заподлицо в залитую монтажной пеной ножку стола свой «кусок сабли», распихать по карманам упоры и ремешки.

Омоновцы в это время строгими голосами вызывали подмогу: «Нападение на сотрудника при исполнении. Просим поддержки». Их кто-то просил уточнить местоположение, когда же обозначилась «Паланга», то этот кто-то бездумно и недовольно спросил: «Какого хера вы там делаете?»

У поверженного и потерявшего от ужаса сознание омоновца оказалась рассечена стопа правой ноги так, что были перерублены, как саблей, два сустава пальцев: большой и последующий. Они держались на стопе только за счет кожи.

Потом были менты и журналисты, и старики с дубовыми ветками (или какими другими?) на лацканах мундиров, и медики, и обвешанные золотыми цепями хмурые лысые личности. Ромуальд сбросил в грязь на заднем дворе упоры под «конек», изорвал располосованные внизу левой штанины униформенные брюки и был готов к допросам и пыткам.

Однако никто ничего не расследовал, дело замялось, только кое-где шептались братки, как «мусора» устроили бойню в «Паланге». Кого-то из гостей подстрелили шальной пулей, но не насмерть. Администратор их смены уволил Ромуальда от греха подальше — с его стола началось необъяснимое побоище. Но он не переживал по этому поводу. Надо было залечить травмированную ногу, да и занятия в университете уже начинались вот-вот. К тому же вдруг вырисовалась перспектива получить одновременно два высших образования, занимаясь параллельно на двух факультетах. Ромуальд выбрал себе экономический и спустя два с половиной года получил пару дипломов: штурмана и экономиста. Правда, вместе с дипломами не предоставлялась никакая работа, но это были уже мелочи.

Над страной Россией, или, как писал покойный Владимир Дмитриевич Михайлов — «Иссорой» — дули ветры. «Ветер перемен» пел Клаус Майне, а остальные «Скорпионы» ему воодушевленно подпевали. Горбачев сыто жмурился и жал рокерам поочередно руки. Государство дышало полной грудью, памятуя, что «надышаться можно только ветром». Но страна, как маленький ребенок, не могла сделать вдоха, крутила головой и пыталась отвернуться от стремительного потока воздуха. Тщетно, передышки для того, чтобы прийти в себя, не предусматривалось. Триста лет предсказанного медленного Гумилевского «пассионарного» затухания, когда все спокойно и стабильно, не получалось.

Вот уже братские союзные республики стали совсем не братские, а вовсе враждебные. Те, что подальше от Европы без излишнего смущения не очень препятствовали вырезанию русского населения. Те, что поближе, радовались перспективам установок ракет «на Москву». Да и в самом государстве самыми русскими вдруг сделались идеалисты рабовладельческого строя с берегов Терека: все новости про них, им все льготы, им вся защита. Неграмотные тетки требуют социальных льгот, потому что у них много детей. Полуграмотные дядьки пренебрежительно трясут кошельками в кабинетах чиновников: «Мине нужен лицензия на продажу водки, на вырубку леса, на закупку овощей». А вы, карелы, вепсы и прочая мордва — даже не второй сорт. Вы — никто, потому что вас никто не знает и знать не хочет. Вы сами себя изживете, потому что будете пить отравленную водку, изобилующую в деревенских магазинах, вокруг вас не будет леса, ваши овощи будут вам недоступны.

Почему такие ветра, куда подевались зимы, отчего весна переходит в осень? Да где же ваш лес? А, чурки вырубили. Вот и радуйтесь свежему воздуху. Ветер дует не только над морем, но и над пустырями, где можно разгуляться. Чем меньше леса, тем сильнее ветер. Картина хаоса.

Даже история страны — и та становится идеологией. Истинно не то, что было, а то, что должно было быть. Сказал возомнивший о себе Никон, что креститься правильно тремя перстами — и пошла массовка. Игнатий Лойола должен был все волосенки на себе вырвать от зависти. И лишь на северах народ до сих пор упорно продолжает называть эту манеру «щепоткой табака», поминая о «великих гарях» — события, которые в государственном становлении «Святой Руси» практически неизвестны. Кто такой был Капитон, с чьей подачи «самосожжения» старообрядцев стало заурядным событием того времени? Можно было, конечно, спросить у главаря судебных приставов Салтыкова-Щедрина, изобличавшего и каравшего старообрядцев, в основном, тех, что побогаче. Уж он-то про старца-провокатора наверняка что-то знал. Да где там! Конфискация имущества «кержаков» в казну государства, а рядом с этим можно и свой карман держать открытым — обязательно что-нибудь перепадет. Не было такого в истории России. Как не было и мечетей чуть ли не до Северного полюса. Их нет и сейчас, но возводимые фундаменты — разве не для них?