Олег Голиков - Рассказы

слесарной мастерской, с почтенной регулярностью каждую неделю.

Все эти небольшие пятничные фуршеты под малосольную килечку, уже как года два были

освящены полузабытой советской привычкой – для создания торжественной атмосферы

сверяться с отрывным календарём, найденным электриком Пашкой на тёщином чердаке в

коробке с макулатурой. А так как народ в мастерской работал в большинстве солидный, с

немалым стажем ударного совкового труда, это нововведение, предложенное самим

Варежкиным, было воспринято с энтузиазмом всем небольшим коллективом. И теперь,

по окончании рабочей недели, Василий Петрович сам лично, довольно похекивая,

подходил к настенному календарю, висевшему рядышком с пожелтевшим от времени

планом эвакуации, и, хитро прищурившись, громко, на весь цех объявлял тему

сегодняшнего рабочего банкета.

И эта безобидная, но довольно забавная традиция, принималась всем умеренно пьющим

коллективом мастерской весьма положительно. И то сказать – было, за что рюмку

поднять, о чём вспомнить, поговорить, а если на посиделках появлялся учитель труда из

соседней школы, то и пополнить свой, так сказать, интеллектуальный багаж с помощью

немного сомнительных сведений изрядно подвыпившего, но всё же достаточно

интеллигентного собеседника.

И вот сегодня, Варежкин был особенно довольным проведённым мероприятием -

глубоким и насыщенным получился вечерний разговор за косолапым деревянным столом,

Он шёл, и тихо покачиваясь, хмельно усмехался про себя, вспоминая подробности

нынешнего дружеского вечернего отдыха. Сегодня, в соответствии с советским

календарём, был день донора. От доноров перешли к ужасам. А тут ещё именно в начале

недели им поступил ставший за последний год привычным, но всегда какой-то не очень

желанный, заказ от неизвестного клиента. Такую работу обычно приносил сын хозяина

всего производственного комплекса, который когда-то был заурядной провинциальной

мебельной фабрикой имени товарища Урицкого, но вот уже как пять лет носил гордое,

немного резавшее слух своей пафосной

буржуазностью название – «Фирма мебельных дел мастера Рокотова».

Заказ состоял в срочном изготовлении дорогих гробов из дуба, которые, как проговорился

сам Рокотов-младший, пользуются необычайным спросом в загадочной среде «новых

русских», о которой по подмосковному посёлку ходили самые разные тёмные слухи.

Гроб должен был быть изготовлен по особому чертежу с замысловатым орнаментом на

крышке, которая закрывалась намертво с помощью хитро замаскированного пружинного

замка. Всё работы велись в сверхурочное время и оплачивались хозяйским сынком по

приличной таксе. К пятнице гроб был готов и стал поводом для чёрного юморка

подвыпивших мастеров, а конце даже стал предметом горячего спора.

Как бы там ни было, но этой ночью, не дойдя до своего дома метров, эдак, с пятьсот,

Василий Петрович, нащупав в кармане ключ от дверей мастерской, резко развернулся и

пошёл быстрыми шагами обратно к мебельному цеху.

… Сторож Иваныч, не раздевшись, уже заснул тяжёлым хмельным сном прямо на

расхристанной кушетке возле стола, на котором в классическом беспорядке громоздились

остатки пятничного застолья. Дежурная лампочка мутно освещала замершие станки, но её

свет не доходил до дальнего угла, где угадывался мрачный силуэт гроба. Варежкин

неуверенно хмыкнул и подошёл к гробу.

- Слабо говорите ночь в домовине переспать? Ну, это мы ещё посмотрим…- тихо буркнул

он в усы и, откинув крышку, забрался в пахнущую свежей стружкой страшную утробу.

Подложив под голову мохеровый шарф, Василий Петрович улыбнулся своим мыслям о

завтрашнем утре, аккуратно притворил крышку и тут же сладко уснул.

Под утро на улице послышался шелест колёс, и через пару минут в мастерскую заглянули

незваные гости. Четверо мужчин вместе тихо отворили дверь, и подошли к гробу, возле

которого состоялся тихий разговор.

-Этот, что ли?

-Он самый… Уже с начинкой…

- Сразу в крематорий к Кощею?

- Ну да…Сынок сказал, что папашку сегодня к утру однозначно пристроит…

Мужчина покрупнее надавил всем весом на тускло отливающую лаком крышку и

пружинный механизм защёлкнулся. Четверо дружно взялись за крепкие лакированные

ручки и вынесли гроб на улицу, где не без усилий и тихого мата страшный груз был

размещён в чреве огромного внедорожника.

Тускло светились на предрассветном небе звёзды, а падающая с неба снежная пороша

быстро заметала следы умчавшегося вдаль чёрного автомобиля… Над посёлком всходил

мёртвый холодный рассвет…

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

-

ПОСЛЕДНЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ОДИССЕЯ

… Когда вскоре после тихой кончины Пенелопы Одиссей, следуя велению своего

тоскующего сердца, покинул этот мир, Телемак, справив пышную тризну по отцу,

построил огромный корабль и оставил навсегда родную Итаку, навевающую на него лишь

печаль о былом величии легендарного царства.

Ещё не успела остыть кровь чёрного барана, принесённого в жертву Аиду и Персефоне,

как душа Одиссея, покорная зову богов подземных чертогов, оказалась на знакомом

поросшем асфоделями берегу Стикса.

«… Наверное, он совсем не изменился…, - услышав тихий плёс вёсел в густом

прибрежном тумане, подумал Одиссей, - Здесь, пожалуй, вообще ничего не меняется….»

И Одиссей осмотрелся по сторонам.

- Приятно, когда о тебе помнят, о, хитроумный Одиссей, царь Итаки, герой троянской

войны… - послышалось где-то сбоку, - Хотя и немного печально увидится с тобой вновь

по столь скорбному поводу…

Тяжело ступая, фигура в длинном чёрном хитоне приблизилась к тому, что теперь

представлял собой некогда лукавый и грозный любимец Афины Паллады.

- Приветствую тебя, Великий Перевозчик! – тихо молвил Одиссей, осторожно пробуя на

вкус кисловатый медный обол, положенный почтительным сыном отцу под язык в

последний день оплакивания царя Итаки.

- Тебе не понадобиться плата, герой… - Харон величаво отстранил бестелесную руку,

протягивающую ему тусклую монету, - твоя судьба заслуживает большего, нежели вечное

скитание среди теней по елисейским полям. Тот, кто однажды побывал здесь и вернулся

на землю сможет и сам перебраться на другой берег Стикса… А, уж какой это будет берег

– это определят бессмертные боги…

И старик, слегка поклонившись, повернулся, чтобы вернуться в лодку.

Обол выпал из ладони Одиссея и тут же растаял в липком покрывале тумана,

выползающего на берег из устья Реки мёртвых и незаметно окутывающего всё вокруг.