Юрий Шамшурин - В тайге стреляют

— Садись!

Назарка присел осторожно на краешек орона. Каким маленьким и хрупким показался он сам себе по сравнению с этим широкоплечим, мускулистым человеком! Незнакомец нагнулся, извлек из-за голенища торбаса плоскую бутылку зеленого стекла, взболтнул ее.

— Пьешь?

Назарка отрицательно тряхнул непокорными вихрами, говорить он не решался.

— Молодец, что не пьешь! Вино пропащие люди только любят. Тунгусские шаманы так и говорят: в спирте самый злой дух сидит! Оно и в самом деле так!

Он налил в кружку спирту, со свистом выпустил через ноздри воздух, страдальчески поморщился и выпил. Потом старательно вытер губы засаленным рукавом пиджака.

— А я без этого зелья не могу. Другой раз заберет такая тоска, хоть в петлю лезь. А выпьешь, ничего будто, отляжет от сердца.

Тяжелой, теплой ладонью он погладил всклокоченную Назаркину голову и легонько пошлепал по спине.

— Я тоже когда-то вроде тебя огольцом был...

Назарка перестал бояться этого человека, с лицом, как бы неровно склеенным из двух половинок. И совсем он не страшный. В его неторопливых движениях, интонациях голоса сквозило что-то такое, что внушало доверие.

— Да судьба мне неладная выпала, колесом согнула и крутит, крутит без конца и края.

Голос его зазвучал глухо, надломленно. Потом он вдруг, насупившись, замолчал, спихнул с орона солдата, расстелил тулуп и прилег. За юртой послышалась нестройная песня, она приближалась, нарастала. Пьяные, охрипшие глотки с трудом выводили унылый мотив.

— Беду чуют, вот и заливаются! — произнес незнакомец и устало закрыл глаза.

Дверь распахнулась. В юрту хлынул мороз и колышущимся молочным покрывалом скрыл распластанных на полу отрядников. В помещение ввалилась новая компания. Павел, Станов и еще несколько приближенных, пошатываясь и спотыкаясь, цепочкой пробирались в передний угол. Устроившись за столом, Павел обвел осоловевшим взглядом юрту. Станов вытащил из оттопыренных карманов несколько новых бутылок. Завязался шумный, нестройный разговор.

Назарка, стараясь не привлекать к себе внимания, перебирая руками по краю орона, отсел в сторону. Он съежился и со страхом посматривал на громкоголосую компанию. Пришедшие распили бутылку. Загремела разудалая песня. Простуженным, дребезжащим тенором запевал Станов. Спавшие вповалку отрядники вскидывали хмельные головы, ничего не понимая, поводили вокруг одичалыми глазами и опять погружались в сон. Сидеть было неудобно, и Назарка зашевелился в своем углу. Павел резко обернулся. На лице его был испуг. Увидев притаившегося Назарку, расхохотался.

— Друг! Мой старый друг! И ты здесь... Ну, садись с нами. Помнишь, как тебя ранили? Пришло время — рассчитываемся.

Он поймал Назаркину руку, притянул его к себе и обслюнявил щеку горячими губами. От Павла пахло винным перегаром и потом. Затем он обратился к остальным:

— Это мой старый приятель! Вместе оружие везли из города. Можно сказать, одним из первых пострадал за наше святое дело. Красноперые тогда подстрелили его!

Павел легко поднял паренька и усадил его между собой и поручиком. Налил в стакан спирта, плеснул воды и протянул Назарке:

— Пей за нашу победу!

Назарка удивленно глянул на него, бережно, чтобы не расплескать, отодвинул стакан.

— Пей! — уже с пьяной нетерпеливостью повторил Павел.

Черные глаза его, большие, безумные, уставились на подростка, будто впились в него. Под кожей на скулах вздулись желваки.

— Чего вы к мальчонке прилипли? — привстал незнакомец. — Какой он питок?..

Его слова пропустили мимо ушей. Черные глаза Павла с застывшими в них блестками наливались кровью.

— Пей, не бойся! Утеха в жизни! — пьяно пробормотал Станов. — Раньше русский офицер берег свою честь... Мундир был для него... Глотай, хлопчик!.. Больше у нас ничего не осталось. Все отняли плебеи! Но мы не сложили оружия! Нет!

Назарка хотел сказать, что ни разу не пробовал спирт, по лицо Павла багровело, губы его подергивало. И, не сознавая, что он делает, Назарка ощупью взял стакан и, закрыв глаза, сделал несколько больших глотков. Дыхание захватило, в желудок как будто плеснули кипятку.

— Ой!.. Ой!

Назарка пытался что-то крикнуть, но слова застревали в горле, нечем стало дышать. Пламя, казалось, охватило все внутренности. Назарка схватил первый подвернувшийся под руку кусок и начал запихивать его в рот. По щекам катились слезы.

— Не троньте мальца!

Незнакомец угрожающе поднялся с лавки. Шрам на его лице стал темно-фиолетовым. Через рубашку можно было заметить, как вздулись, заходили мускулы на руках.

Павел смерил его взглядом:

— Ты откуда, заступник, взялся? Тебя не трогают — не лезь! Сами знаем.

Однако Павел говорил с ним примирительным тоном. Незнакомец некоторое время не мигая рассматривал командира, потом почесал волосатую грудь и лениво произнес:

— Плесни-ка мне ковшичек!

Павел налил и протянул ему полную кружку:

— Хвати! Тоже нашел из-за чего шум поднимать! Пусть привыкает.

Размахивая руками, рядом захлебисто хохотал Станов:

— Что, не в привычку? Смотри, как я пью. Учись, молодо-зелено!

Помощник командира схватил со стола бутылку, быстрыми кругообразными движениями разболтал ее содержимое и опрокинул над широко разинутым ртом. Спирт воронкой раскручивался из горлышка. Выпив половину, Станов изломал рот в болезненной гримасе и сплюнул:

— Видал, как русский офицер лакает эту гадость!.. Все развеяно прахом! Славное прошлое зачеркнуто, традиций нет! Чего не смогли сделать солдаты кайзера, совершили рабы, — Русь растоптана!

Спирт оглушающе ударил в голову. Назарке без причины сделалось весело. Он засмеялся, безуспешно пытаясь кончиком ножа подцепить мясо. Перед ним сидели уже не один, а два Павла. Не удивляясь этому, Назарка по очереди обращался то к первому, то ко второму. Но вскоре ему стало жалко себя, и из глаз покатились слезы. Размазывая их по щекам — они оставляли грязные полосы, — Назарка бормотал какую-то несуразицу. Сидящие покатывались от смеха. Но вдруг бешеная злоба прилила к сердцу. Почему смеются, какое имеют право обижать? Ему захотелось ударить Павла по оскаленному рту.

— Я тебя!.. Почему тогда бил меня уздой?..

В руке у Назарки сверкнул нож — подарок Павла.

— Ах ты, гаденыш!

И нож отлетел далеко под стол. Жилистая рука поручика чуть не сломала Назарке кисть. Тот заревел от боли, полез кусаться, но натолкнулся зубами на кулак. На губах запузырилась кровь. Ему скрутили руки, он начал плеваться. Назарке заткнули рот подвернувшейся шапкой и положили на пол возле ног.