Юрий Шамшурин - В тайге стреляют

Степан спал на прежнем месте.

— Вставай, утро уже!

Отец сел, впился пятерней в копну волос. Лицо у него было отекшее, измятое, в рубцах от неловкого спанья. Непонимающим взглядом он уставился на сына. Потом узнал его, радостно прижал к груди, пригладил шершавой ладонью вихры и начал расспрашивать о доме. Голос у отца стал глухой, вялый, что-то изменилось в нем.

— Пойдем, тять, отсюда! — позвал Назарка.

Степан печально опустил голову, прерывисто вздохнул:

— Нельзя, сынок.

— Смотри, как плохо здесь. Дома мама плачет, нам скучно. И мне трудно одному, не справляюсь.

На глаза Назарки навернулись слезы. Степан, тихо покачиваясь из стороны в сторону, разговаривал с сыном как с маленьким:

— Скоро, однако, приду. Ждите. А ты работай. Матери не давай плакать... Петли чаще проверяй. Мяса, поди, опять нету?

Назарка уткнулся лицом в грудь отца, тело его вздрагивало от беззвучных рыданий.

С какой радостью Степан ушел бы отсюда! С откровенной ненавистью посмотрел он на мокрый, заплеванный пол, опрокинутые сиденья, но ничего не сказал.

— Пойдем, тять! — Назарка словно хватал отца за сердце, но Степан крепился.

— Нельзя, нельзя! — увещевал он сына. — Большой уже, почему плачешь, как баба?

А как тянуло Степана домой! Душа его была там, в родной юрте, около камелька, со своей семьей. Но командир до поры до времени никого на побывку домой не отпускал.

К обеду Назарка, рассовав по карманам несколько пустяковых подарков, собрался в обратный путь. Отец пошел проводить. Шагали молча, пока не скрылись из виду юрты и новый дом с высокой крышей. Назарка встревоженно посматривал на отца: он не узнавал его. Раньше, что бы там ни было, Степан не унывал, любил пошутить, посмеяться. А теперь на его сумрачном, исхудалом лице не было даже намека на улыбку. Назарке думалось, что он вот-вот всхлипнет. Степан не смотрел в глаза сыну.

— Кормят-то вас хорошо? — поинтересовался Назарка, вспомнив, чем питались у тойона Уйбаана хамначиты.

— Хорошо, — эхом откликнулся отец.

Прощаясь, он снял шапку, низко поклонился в ту сторону, где был родной очаг. Увидев его голову при солнечном свете, Назарка ахнул: волосы его, как осенняя трава инеем, были густо схвачены сединой.

— Пойдем домой, — еще раз позвал Назарка. — Я ружье Павлу бы обратно отдал, а долг отработали бы...

Степан прерывисто вздохнул и мотнул головой:

— Нельзя, нельзя! Ну иди, сын!

Назарка медленно, нехотя побрел. У него было чувство, словно он навсегда оставил здесь что-то очень дорогое.

— Да! — вспомнил он и обернулся. — Совсем чуть не позабыл. Таппыйкин отец жив?

— Жив пока.

Назарка несколько раз оглядывался и видел неподвижно стоявшего отца. Потом Степана не стало видно.

Небо обложили темные, хмурые тучи с рваными, измочаленными краями. В редкие разрывы наверху неярко проступал зеленоватый свет. Иногда мелькали тусклые звезды, словно подернутые пеплом угольки. Чуть просвечивая, луна плавала где-то за облаками, и от этого ночь была серая, расплывшаяся. Все казалось огромным, бесформенным, не имеющим границ.

По слабо наезженной дороге резво бежала сливающаяся со снегом белая лошадь. Полозья, видимо, были покрыты тонкой коркой льда и почти не скрипели. На санках виднелись двое. Кругом затаилось оцепенелое ночное безмолвие. Лишь чуть слышно доносило разноголосый лай собак. Там был станок, от которого считалось полтора кес до города.

— Однако, здесь рысака оставим, — хриплым от долгого молчания голосом произнес высокий и натянул вожжи.

Продрогшие путники соскочили на землю, увязая в снегу, завели лошадь подальше в лес, привязали, бросили ей под ноги охапку сена.

— Если и заржет, не слышно будет... Дохи здесь оставим.

Спотыкаясь о скрытые под сугробами валежины, они выбрались на укатанную колею, торопливо пошли вперед, озираясь по сторонам. Винчестеры взяли наизготовку. Высокий шагал широко, размашисто, и его напарнику приходилось иногда трусить мелкой рысцой, чтобы не отстать.

С неделю назад Павлу доставили записку от Болдырева. Макар Иванович сообщал, что совдеповцы с нетерпением ждут человека, который должен доставить им пакет огромной важности. Еще Болдырев проведал, что гонец пробирается в город тайком, окольными путями. По слухам, он должен был проехать где-то в районе цыпуновского наслега. В заключение Макар Иванович особо подчеркивал, что пакет необходимо перехватить во что бы то ни стало.

Павел незамедлительно направил своих людей по всем дорогам, строго приказав им соблюдать осторожность. Он наказал также лазутчикам давать знать ему о любом проезжем незнакомце и не спускать с того глаз.

И вот нарочный красных обнаружен. Теперь он никуда не увильнет...

Там, где сходятся вместе две дороги, люди остановились и осмотрелись. В этот момент между тучами проглянула луна и осветила своим мертвенным, застывшим светом тайгу. От деревьев на снег упали черные, резко обрисовавшиеся тени. Высокий (это был Павел) поспешно спрятался за лиственницу.

— Я здесь останусь, а ты пройди немного дальше, — приказал он, — там затаись!

Человек пониже понимающе кивнул и, огибая лиственницы, направился вперед.

— Подожди! — негромко окликнул его Павел. — Смотри, не прокарауль!.. Спирт больше не пей!

Низкий прошел до места, где дорога поднималась на пригорок. Потоптавшись, он исчез за лесинами, точно растаял в сумеречном мраке.

Наступила какая-то особенная, до звона в ушах, напряженная тишина. Долго ни один звук не нарушал безмолвия леса, только изредка потрескивали от мороза деревья. Но это было так привычно, что просто не замечалось. Нет-нет да и сорвется с невидимой ветки ком, мягко прошуршит по сучьям и плюхнется в снег. Зеленоватая под луной, в воздухе искрилась кухта.

По дороге, около которой залегли двое, вскоре послышалось фырканье бегущей лошади, и Павел сразу определил, что она устала.

— Мой тунгус никогда не ошибается! — пробормотал он, снял шапку и рукавицы.

Когда показалось смутное очертание саней-розвальней, Павел плавно поднял винчестер.

Лошадь добежала до места, где сходились дороги, с храпом потянула ноздрями воздух и зафыркала. Из-за ближнего дерева длинным язычком сверкнул огонь, грохнул выстрел. Лошадь упала. Сухо треснула сломанная оглобля. Из саней выскочил человек. На несколько секунд он в растерянности остановился, пытаясь угадать, откуда выстрелили. Но этого было достаточно.

Бах!.. Бах!.. — снова раскатисто пронеслось над тайгой. Человек упал, сделал попытку подняться, наступая коленками на доху, но новый выстрел подсек его, и он опрокинулся на спину.

Павел выскочил на дорогу.

— Готово! — обрадованно крикнул он.