Юрий Шамшурин - В тайге стреляют

Разноголосо залаяли собаки. Нанесло горьким дымом.

Дошел!

Назарка ускорил шаг. Еще один поворот — и покажутся строения. Через несколько минут перед ним открылась знакомая картина. Вон низкий, приземистый хотон, дальше амбары, за ними — поленница дров. Их пилили еще летом Семен и Хабырыыс. Он прекрасно помнил эти места.

Несколько собак бросились к приближающемуся человеку.

— Кылгас!.. Кылгас!.. — ласково позвал Назарка и похлопал рукавицей по голенищу торбаса.

Лохматый пес недоверчиво покосился на него, гавкнул еще раз и, подняв хвост трубой, лениво затрусил обратно. Собаки уже, видимо, привыкли к большому количеству людей и обращали на них мало внимания. Лаяли они неохотно, словно исполняли нудную, давно надоевшую обязанность. На дворе было грязно, беспорядочно стояли сани с раскиданными оглоблями, повсюду валялись какие-то мешки, переметные сумы и кучки сена. А ведь раньше здесь была такая чистота и порядок.

В крайней юрте, которую на зиму отводили для прислужников, открыли дверь. Оттуда вылетел красноватый от пламени камелька клуб пара и донеслись голоса. Они были странные, непохожие на человеческие. Белоповстанцы надрывно, с тоской тянули какой-то заунывный, жалостный напев.

Назарка в нерешительности замедлил шаги. «Пьяные!» — с горечью определил он. Правду, значит, рассказывали, что Павел не жалел спирта. Он постоял, соображая, куда пойти, и повернул к другой юрте.

Целый каскад звуков оглушил Назарку, едва он открыл дверь. Пьяные люди орали, размахивали руками, ползали по полу. Иные лежали пластом с раскинутыми ногами. Подросток прильнул к захлопнувшимся за ним дверям и обвел испуганным взглядом помещение. «Где искать отца?» — уныло, с чувством омерзения подумал он и еще раз внимательно осмотрел юрту. Да разве здесь что увидишь! Перед глазами то и дело мелькали перекошенные лица отрядников или вдруг все закрывала чья-то спина.

«Сначала здесь поищу!» — все же решил он.

Колеблющийся, неровный свет камелька бросал зловещие отсветы на пустые бутылки из-под спирта. В некоторых поблескивала синеватая жидкость.

На плечах Назарки как будто лежал груз, усталость клонила голову, но он не осмеливался отойти от дверей и присесть. Почти всех этих людей Назарка знал. Раньше многие из них часто бывали у отца, покуривали трубку и вели длинные, неторопливые разговоры о своих делах. Встречал их Назарка и на наслежных собраниях, на которых всегда было оживленно и шумно, особенно когда делили покосы.

— Кто такой?

На Назарку подозрительно уставился подошедший якут с мутными бессмысленными глазами. Потухшая трубка торчала в уголке рта, с нее стекала тягучая желтая слюна, Назарка знал, что этого человека кличут Джакып.

— Отец у меня здесь, Степаном звать. Проведать пришел. На Булгунняхтатском аласе мы живем, — пояснил он.

Отрядник что-то невнятно пробормотал, потом, икая и отдуваясь, неуверенно шагнул, запнулся за спящего и упал лицом вниз. Через минуту он уже храпел, пуская носом пузыри. Назарка сообразил, что эти люди ничем ему не помогут. Он прошел к камельку, вглядываясь в лица лежавших и осторожно переступая через спящих. Расшевелив огонь, Назарка отогрел руки и продолжал поиски.

За камельком паренек радостно остановился, увидев отца. Тот спал, неловко запрокинув голову. Подушкой ему служила опрокинутая большая ступка. Один торбас с распущенными вязками был наполовину снят. Судорожное дыхание со стоном рвалось из груди. Отец что-то бессвязно бормотал и взвизгивал.

— Тятя, это я! — позвал Назарка, присел рядом и потряс Степана за плечо.

Отец даже не шелохнулся, лишь распрямленные пальцы свело в кулаки. Подросток принялся трясти Степана. От этого ступка сдвинулась и тело спящего, точно мешок с трухой, съехало на землю. Подбородок уперся в грудь.

— Да проснись же! — с отчаянием в голосе выкрикнул Назарка.

Он приподнялся и сильно встряхнул отца, но и это не помогло. Голова Степана бессильно мотнулась и свесилась набок.

— Не разбудить, пьяный шибко! — с горечью пробормотал Назарка.

Устроившись у его ног, он притих и с любопытством наблюдал за происходящим. Его пугала мрачная обстановка, шальные крики, которые то стихали, то нарастали волной. Закоченевшие пальцы отходили в тепле и болезненно ныли в суставах.

На скамейке, ярко освещенные камельком, сидели двое — якут и русский. Русский был здоровый, косматый. Лицо его, наискось от виска к подбородку, пересекал шрам. Крупные завитки рыжих густых волос падали на глаза. Незнакомец, левой рукой обнимая приятеля, в какой уже раз пытался запеть одну и ту же песню:

Его друг подхватывал разудалый напев, но вскоре путал мотив и слова и начинал тормошить своего соседа:

— Сначала давай!

Русский терпеливо заводил песню, и опять с тем же результатом. Наконец это ему надоело. Легко, как лучинку, он приподнял отрядника и пихнул его в кучу спящих. Сам встал, чуть ли не упираясь головой в перекладину, повел плечами. Потом подошел к столу, собрал в чашку остатки спирта и выпил. Подышал широко разинутым ртом, сел за стол и уронил голову на руки. Думал ли он о чем-нибудь или просто пьяную голову тяжело держать на весу? Кто его знает.

— Эх, жизнь ты непутевая! — хрипло произнес он и заскрежетал зубами.

Отец зашевелился, быстро-быстро забормотал что-то и, открывая мутные глаза, попросил:

— Воды! Пить надо!

Назарка проворно вскочил, направился в дальний угол, где обыкновенно в специальной посуде медленно таял лед. Около стола он запнулся за опрокинутый чугунный котел, который зазвенел протяжно и жалобно. Назарка со страхом глянул на незнакомца. Услышав звон металла, косматый поднял голову. При виде подростка брови его удивленно поползли вверх. На Назарку в упор смотрели синие, чистые, странно блестевшие глаза.

— Ты как сюда попал, малец?

Он свободно говорил по-якутски.

— Отец у меня тут, — робко ответил Назарка, пятясь от стола. — Пить просил.

Он боялся перечеркнутого багровым жгутом лица.

— А! — произнес косматый и показал: — Вон там вода!

Он, видимо, был не особенно пьян, слова выговаривал четко, раздельно. Нацедив воды в берестяной жбанчик, Назарка напоил отца. Незнакомец следил за ним, не поворачивая головы. Стоя к нему спиной, Назарка чувствовал: синие глаза словно ощупывают его. И это было неприятно. Напившись, отец уснул. Сына он не узнал. Назарка сел на прежнее место, привалившись к ступке.

— Иди сюда, малец, посидим! Видишь, все спят. Ходи, ходи!

От неожиданного оклика Назарка вздрогнул.

— Да ты не бойся, я же не кусаюсь!

В грубом голосе незнакомца слышались теплые нотки. Назарка несмело подошел.