Юрий Шамшурин - В тайге стреляют

— Отделенный, что ты предлагаешь?

— Теперь никакого сомнения — тайная организация существует! Они должны выступить против нас.

— Ты определеннее, определеннее, товарищ Тепляков! Решение необходимо принять немедленно!

— Мы нанесем удар первыми, — продолжал Тепляков.

— По кому? — раздраженно спросил Чухломин.

— По скрытым врагам, которые намечают в нужный момент выступить против нас, — не меняя тона, ответил Тепляков. — Не столь уж велик город, чтобы мы ничего не могли узнать о его обитателях. Кое-что проведали, кого следует взяли на заметку. Подозрительных не так уж сложно будет изолировать. Обезопасим себя от удара сзади. Вообще-то обыски следовало произвести заблаговременно. Прошляпили! Видишь, они даже гранатами запаслись, а у нас их... Впрочем, еще не опоздали — обезоружим!

Комиссар сгреб в пригоршню свои усы, подергал, будто проверял, прочно ли они держатся. Перечел следующий документ, извлеченный из объемистого кошелька. Он, подобно школьнику, водил по строчкам пальцем и смешно шевелил оттопыренными губами.

— Убитый служил в третьем стрелковом полку первой сибирской армии генерала Пепеляева! — объявил Чухломин. — Залетная птичка!

— У кровавого адмирала Колчака работал человек, бумаги которого ты принес. Он был офицером, все равно как у нас командир, — пояснил Тепляков Назарке.

— Надо немедленно принимать меры! — секанул Чухломин воздух ладонью. — Отделенный, живенько мобилизуй своих орлов, и — ходом сюда! Купчики-перекупчики еще в постельках нежатся. С перин поднимать будем. Не может того быть — выудим контру! Обезвредим!.. Ну, спасибо тебе, маленький якутский воин! Благодарю за храбрость! — Комиссар с чувством пожал Назарке руку, привлек к себе и обнял. — Самое сложное, опасное — не знать замыслы и намерения противника! Тогда все равно что слепой — ощупью действуешь!

Фролов и Тепляков ушли. Чухломин достал кисет с кисточками на концах завязок, оторвал лоскуток газеты, но папиросу свертывать не стал. Отложил курительные принадлежности на скамейку. Заговорщицки подмигнул Назарке:

— Не побаловаться ли нам чайком, пока командиры народ собирают? — спросил он и сам себе ответил: — Нутро прогреть полезно, а подчас просто необходимо для укрепления здоровья! Таковы дела, Никифоров!.. Алеша, как там с кипяточком? — крикнул комиссар в приоткрытую дверь и, получив утвердительный ответ, повел оробевшего, застеснявшегося Назарку на кухню. Чего там скрывать, побаивался Назарка большого начальника с пронизывающим взглядом глубоко посаженных глаз. Оставшись один на один с комиссаром, он почувствовал себя стесненно и неуютно.

— А ты отчаянный парнишка! — уважительно заметил Чухломин, разливая по кружкам крепко заваренный чай. — Со временем можешь стать толковым командиром Красной Армии. Только много и, главное, с желанием надо учиться... Грамотный?

Назарка не понял комиссара и виновато улыбнулся.

— Читать, писать умеешь?

Чухломин длинным тонким пальцем показал, как пишут. Назарка отрицательно помотал головой. Голод давал себя знать. Назарка кончиком ножа подцепил кусочек масла, придавил его к зачерствевшему ломтю хлеба и сунул в рот.

— Беда невелика — научишься! Скоро все грамотными станут. Так партия наметила. Вот одолеем врага... — Чухломин стиснул эмалированную кружку ладонями, проговорил, обращаясь к Назарке, но, по-видимому, скорее отвечая своим мыслям: — Много учиться надо, Никифоров, чтобы сделать жизнь красивой, содержательной, нужной другим. Именно другим! Без этой задумки и носы кровенить не стоило. Сам о себе каждый как-нибудь сумеет побеспокоиться. — Чухломин помолчал, прислушиваясь, не идут ли красноармейцы, но кругом было тихо. Затем, перемежая глотки чая с затяжками табачного дыма, продолжал: — Если бы ты мог представить себе, друже, насколько противник хитер, изворотлив и коварен! Он использует всякую ошибку, малейшую неточность или оплошность. Он способен набросить на себя любую личину и внезапно появиться там, где его совершенно не ждешь. Классовая борьба — самая непримиримая и ожесточенная. Тут человеческое нутро выворачивается наизнанку. Тут середины быть не может — или победа или гибель... Где же они?! — Чухломин поморщился и кашлянул. — Давно пора быть! Совсем рассвело уже!.. Грамотой овладеешь, многое поймешь, во многом разберешься, Никифоров!

— Идут! — взглянув в окно, радостно возвестил Назарка и начал напяливать на себя влажную шинельку.

Ушанку ему второпях раздобыли драную, непомерно большую. Облезлые уши шапки Назарка подогнул вовнутрь, засунул туда сложенное в несколько слоев полотенце. И все же шапка плохо держалась на его голове, наползала на глаза.

В коридоре затопали разнокалиберные красноармейские обутки, стукнули об пол приклады. В комнату вошел Тепляков и доложил:

— Отделение прибыло в полной боевой готовности, товарищ комиссар!

Чухломин молча кивнул. Он распахнул дверь и застыл на пороге, прямой и строгий.

— Товарищи! — обратился комиссар к красноармейцам. Голос его зазвучал глухо. — Приближается решительный день — беляки сосредоточили все свои силы и сделают попытку захватить город. Они уверены, что в нужный момент им поспешат на помощь сподвижники, затаившиеся в домах, у нас в тылу. Но мы обезвредим гидру! Вырвем у них ядовитое змеиное жало! Будьте стойки, товарищи бойцы! Не щадите заклятых врагов революции! Не верьте фальшивым слезам!.. Если не устоим, сами отлично знаете, чт о нас ожидает...

Тепляков вывел отделение во двор. Чухломин задержался в комнате. Он вынул из деревянной кобуры маузер, проверил наличие патронов, поставил на предохранитель и для удобства сунул за ремень. Рысцой догнал красноармейцев, пошел рядом с Тепляковым, касаясь плечом его плеча.

Заря полыхала вполнеба, веером разметав свои огненные копья. Стекла в окнах домов горели холодным пламенем. В этот ранний час городок производил впечатление вымершего. На улицах, во дворах — ни единой живой души. Собаки и те не покинули еще нагревшихся конурок.

Скрип-скрип... Скрип-скрип... Звонко и протяжно. Отделение размашисто вышагивало с винтовками на ремне. И самым крайним — замыкающим — был Назарка. Правой рукой он придерживал свою малокалиберку, а левой — до отказа отмахивался назад.

Комиссар и отделенный шли по тротуару. У переулка к ним присоединились Фролов и командир добровольческого отряда хамначитов Бечехов — плечистый якут в оленьей дошке. Лицо у него было открытое, без единой морщинки, темное от загара. Бечехов приятельски кивнул Назарке и о чем-то спросил Теплякова.