Юрий Шамшурин - В тайге стреляют

Теперь же у Назарки появилась большая мечта. Он станет командиром. Таким, как взводный Фролов или отделенный дядя Гоша. И это вполне достижимо, нужно только учиться. Но пока Назарка не видел даже букваря. Слышал лишь, что есть такая особая книга. По ней изучают грамоту. Из рассказов красноармейцев он знал, что существуют специальные дома — школы. В них обучаются ребятишки вроде Назарки. Однако при царе Николашке в школы принимали детей тойонов и прочих богатеев. При Советской власти — другое дело. Все бедняки могут учиться.

— А там весело? — поинтересовался Назарка.

— Где? — не понял сидевший рядом Коломейцев.

— В школе.

— На перемене порезвиться, пошалить разрешают. А на уроке вести себя положено тихо, чинно и учителя слушать внимательно. Наука — штука солидная. Она легкости не приемлет.

Школа Назарке представлялась чем-то вроде церкви, что возвышалась в центре города. Заходили они как-то с Коломейцевым. Тишина, полумрак — жутковато даже. Вверху огоньки в подвесках. Со стены строго глядел бородатый мужчина, рядом женщина с младенцем на руках. И такая скорбь была в ее глазах, что у Назарки побежали по спине мурашки. Поп гнусил что-то. Голос его навевал тоску. Несколько старух усердно стукались лбами об пол.

— Не больно им? — шепотом полюбопытствовал Назарка.

— Религия это! — мрачно пояснил Коломейцев, когда они вышли на улицу,

— К нам в наслег поп тоже приезжал. Пел маленько, дымом махал, водой брызгал. Потом уехал.

— Во, во! Это самое! Мракобесы-попы народ охмуряют, обманывают значит. А в школе, дружище, совсем другое. Там грамоте учат. Там парты стоят, на стене черная доска и картинки разные. Учитель говорит — ученики слушают.

— Про что учитель говорит? — не унимался Назарка.

— Про разное, про все!

— Всего много! — резонно заметил Назарка.

— Как бы тебе попроще растолковать! — Коломейцев помолчал, свертывая папиросу, чистосердечно признался:— Я, брат, сам грамоте не шибко, — и для убедительности покрутил чадившей самокруткой у виска. — Я классы не посещал. У пономаря по псалтырю... К примеру, учитель про небо объясняет, про солнце, про землю. Алгебра — наука есть. Ее зубрят. Заумная штуковина!

— А-а! — понимающе протянул Назарка и представил алгебру чем-то похожим на многоцветное полярное сияние, необъятно полыхающее под звездами. Когда глядишь на пляску юкагирских огней [54] Северное сияние. , на душе появляется смутное, неизъяснимое беспокойство и стремление куда-нибудь спрятаться.

— Пора тебе, Назарка, браться за карандаш! — сказал как-то дядя Гоша. — По-русски малость ты начал балакать, дальше — легче пойдет.

Он побывал у заведующего закрытой временно школы, взял у него старый, истрепанный букварь. Страницы его были засалены, закапаны чернилами.

— К сожалению, лучшего предложить не могу! — горько улыбнувшись, развел руками заведующий. — И таких не хватает. Один учебник на пятерых.

Кроме этого, Тепляков раздобыл почти чистую конторскую книгу. После обеда он усадил Назарку за стол; надсадно дыша и помогая себе языком, старательно вывел несколько значков.

— Будь внимателен и прилежен, Назар! — потребовал он. — Я написал буквы. Это вот «а»... Это «бэ»... «вэ»... Посмотри, как они нарисованы в букваре. Похожи на мои?.. Теперь рисуй сам.

Назарка хмыкнул — подумаешь, сложность выводить какие-то кривулины! Но палочка, рисующая черные линии — карандаш, оказалась необычайно своенравной и капризной. Она ловко вывертывалась из огрубелых, непослушных пальцев. Назарка даже вспотел.

— Вот так. Смелее!.. Не увлекайся!.. Аккуратнее! — подбадривал и предостерегал его дядя Гоша.

Но тут старшина Кеша-Кешич крикнул, будто ухнул в пустую бочку:

— Выходи строиться!.. Быстро!

Белобандиты собрали, видимо, у города свои основные силы и перешли к решительным действиям. С третьего налета они попытались прорвать оборонительные сооружения красных. Рассыпавшись в цепи, повстанцы двинулись на приступ уверенно и нагло. Похоже, они были убеждены, что в городе, в тылу у осажденных, вот-вот начнется стрельба, разрывы гранат, вспыхнут пожары. А потом поднимется паника, переполох, красные растеряются и не смогут оказать сопротивление.

Красноармейцы открыли по наступающим дружный огонь. Словно стремясь обогнать друг друга, застрочили пулеметы. Но главное — в городе было абсолютно спокойно. Улицы оставались пустынными. Ни пожаров, ни прочих признаков деятельности заговорщиков. И в обороне красных ничто не напоминало о замешательстве.

Повстанцы привыкли к воровским методам действия. Они предпочитали нападать внезапно, из-за угла, из засады. Они любили разить, сами оставаясь невредимыми. Воевать на открытом месте им было не в привычку и страшновато... Встреченные сосредоточенным огнем, белогвардейские цепи дрогнули и залегли, зарываясь в снег. С вражеской стороны тоже зачастили пулеметы. Под их прикрытием противник на правом фланге вновь перебежками стал продвигаться к нашим укреплениям.

Назарка лежал рядом с Тепляковым, локтем касаясь его тела. И это прикосновение вселяло в парнишку спокойствие и уверенность. Выставив ружье в просвет между балбахами, Назарка с интересом наблюдал, как из-за деревьев внезапно выскакивали пригнувшиеся человеческие фигуры. Белоповстанцы мчались по изборожденному предыдущими атаками снегу, изредка стреляя на ходу. Достигнув передовой цепи своих, они падали и терялись из виду. Между тем опушка выбрасывала очередную группу врагов. Перестрелка нарастала, но никакого страха Назарка не испытывал.

Приподнявшись на локтях, Назарка иногда осторожно высовывался из-за укрытия. Ему не терпелось увидеть высокую грузную фигуру Павла. Кого-кого, а его-то он бы узнал сразу и постарался бы не промахнуться. Однако командир неприятельского отряда на открытом, обстреливаемом пространстве не появлялся.

Дядя Гоша стрелял неторопливо, расчетливо, стараясь сбить солдат противника, которые опередили остальных. Лицо отделенного было сосредоточенно, губы поджаты, Назарка видел его правую бровь, пушистую от налипших снежинок. Когда дядя Гоша припадал к винтовке и целился, у глаза его в пучок стягивались морщины.

— Не горячись, Назарка! — громко сказал Тепляков, заметив, что паренек заволновался и наугад посылал пулю за пулей в наседающего врага.

Знакомый глуховатый голос подействовал. Назарка проглотил комок, распиравший горло, и стал стрелять реже. Перезаряжая ружье, зорко следил за приближающимся противником. Зубы у него были до боли стиснуты.

— Похоже, свалка серьезная будет! — крикнул подползший Фролов и показал на новые группы неприятеля, которые появились на опушке.