Георгий Тушкан - Первый выстрел

Юра подкрался, прислушался. Мужской голос… Эх, берданки нет! Вдруг ему почудился голос Ганны. Что случилось? Он, не раздумывая, рванул половинку дверей тарапана на себя, и она со скрипом распахнулась. Две фигуры, сидевшие там на низких бочонках, вскочили. В полутьме Юра различил Ганну в бушлате. А рядом с ней какой-то незнакомый мужчина, в сапогах, кепке, пиджаке.

— Чего тебя принесло сюда, парень? — смущенно вполголоса сказал человек.

И Юра сразу узнал его: так это же Гриша-матрос!

— Дядя Гриша! — обрадованно воскликнул Юра.

— Тише, тише ты, не ори! И дверь прикрой… — сказал Гриша и приложил палец, к губам. — Ну, раз пришел, то садись, рабочегвардеец, и молчок… Смотри! Меня здесь не было, ты меня не видел и не слышал. И ребятам не проговорись. Тайна! И вопросов не задавай!

Все уселись на бочонки. Десятки вопросов к Грише вертелись на языке у Юры, но он молчал.

— Так я все поняла, Гриша, — чуть слышно сказала Ганна. — Будет сделано, постараюсь уж. И Семену скажи, чтоб не беспокоился… А ты про Алушту хотел рассказать, — напомнила она.

Матрос недовольно посмотрел на Юру, свернул цигарку. Он курил жадно, короткими, торопливыми затяжками.

— Лады, пусть хлопец и про такое знает!..

И он бурно вздохнул и заговорил, будто с самим собой, будто Ганны и Юры не было здесь.

— Гады! Заманили советское правительство Крыма, поубивали наших товарищей комиссаров… — Он бросил окурок, придавил его сапогом и яростно повторил: — Гады! Когда немцы вломились в Крым и двинулись вглубь, решено было большую часть совнаркомовцев с важными документами спасать, отправить в Советскую Россию. А каким путем им ехать? Дороги в Россию за хребтом уже перехватили немцы. И через Украину не проедешь… Решили ехать береговой дорогой, через Ялту, Алушту, Судак и Феодосию, в Керчь. А там переправиться на Северный Кавказ, где советские войска. Путь вроде надежный, от немцев свободный. Но ночью на двадцать первое апреля в Алуште власть захватили повылезавшие из нор курултаевцы и офицеры. Председателя и членов Алуштинского ревкома и командиров Красной гвардии арестовали… Так, значит…

Матрос с силой стукнул кулаком по стоявшему рядом бочонку и густым шепотом — будто шмель гудит — продолжал:

— А той же ночью из-под немецкого носа выскользнули народные комиссары. Поехали из Симферополя в Ялту горной дорогой, через Ай-Петри, чтобы оттуда податься на Алушту.

— Так ведь в Алушту нельзя было! — перебила Ганна.

— А кто знал? Приехали в Ялту. В городе советская власть. Позвонили в Алушту, как, мол, там, у вас. Отвечают — полный порядок. Оказывается, офицер заманивал… Ну, вперед пустили автомобиль с разведчиками. Дорога в горах знаешь какая: развернуться на шоссе не всегда можно, справа, слева — лес, обрывы, скалы… Но вроде все спокойно. А невдалеке от Алушты, у деревни Биюк-Ламбат, смотрят — лежит поперек дороги бревно. За поворотом тоже бревно. «Сдавайтесь!» — кричат сверху и как брызнут пулеметной очередью. Ну, братва так и посыпалась с автомобиля, залегла вдоль шоссе. А из леса на них татарская контра!

— А они бы их гранатами, гранатами! — не выдержал Юра.

— Так с обеих сторон офицеры и курултаевцы сидят за каменюками. Куда подашься? Все это потом рассказал нам дружок мой. Он один из разведки сумел раненый рвануть в лес и припустил назад, к двум автомобилям, в которых народные комиссары ехали. Куда там! Тем автомобилям тоже путь сзади и спереди преградили. Стрельба идет, гранаты рвутся… Захватила белогвардейская сволочь наше крымское правительство, навалились скопом. Ведь наших человек двенадцать в тех машинах ехало, не боле…

Гриша наморщил лоб и уставился на Юру, будто только сейчас его увидел.

— Три дня хоронился мой кореш в скалах, в пещере и все разузнал. Один алуштинский пистолет, вроде тебя, лет четырнадцати, воду и хлеб ему носил. И докладывал про пленных комиссаров. Три дня их тиранили, избивали, а потом расстреляли чуть живых в Глухой балке под Алуштой. Вместе с ними погибли товарищи из алуштинского Совета и отряда Красной гвардии…

Матрос замолчал. В тарапане стало светлей. Полутьму пронизывали яркие узкие полосы света из дверных щелей.

Юре очень хотелось разузнать побольше об алуштинском «пистолете», но спросить Гришу он не решался.

А тот, будто угадав его мысли, заговорил:

— Да, хлопчик тот боевой! Документы кое-какие, что комиссары везли, он нашел в кустах и товарищу моему передал. И рассказал, что верховодили расправой два главных бандита: сын ялтинского муллы Мустафа Меджидов и русский офицерик Григорий Бродский. Этот гаденыш, сопляк, самолично мучил раненых и связанных наших товарищей. Сам расстреливал пленных, да не сразу, а все норовил в живот, чтобы дольше мучились… Ну, мы их запомним, крепко запомним!

Юра опешил. Бродский?! Григорий? Да это же Гога Бродский, черт возьми!

Между тем совсем рассвело. Матрос поднялся и потянулся так, что хрустнули суставы.

— Вот что, Ганна. Придется мне здесь до ночи просидеть. Лягу за теми бочками. А ты снаружи замок навесь. Воды, и пожевать чего-нибудь принеси. А ты, Юра, молчок! Смотри никому не трепись, что я здесь был. И кой черт тебя принесло сюда?! — с досадой сказал он.

— Дядя Гриша! Никто никогда ничего от меня не узнает. Честное слово! Только, может, Сереже можно рассказать, сыну дяди Трофима?

— Ни-ни! Ни Сереже, ни матери, никому… Приказ тебе даю!

Юре, конечно, не терпелось узнать, зачем Гриша пришел сюда, где теперь живет, что должна сделать для него Ганна. Но он молчал, понимая, что здесь большая тайна. И он сразу почувствовал себя вдвое взрослее.

4

Ослепительно сияло майское солнце, стрекотали цикады. По вечерам в воздухе носились огоньки светлячков. Лениво ласкало берег лазурное море… А над Россией бушевали штормы, вьюги и пожары гражданской войны и иностранной интервенции. Грозное лето 1918 года!

К середине лета три четверти Советской страны были заняты врагом. Немцы; англо-французские, американские и японские интервенты; белоказаки атамана Краснова на Дону; Добровольческая офицерская армия Деникина на Кубани; мятежный чехословацкий корпус на Украине и в Сибири; турки в Баку — вся эта вражья сила огненным кольцом окружила Советскую Россию. К концу лета только на одной четверти территории страны держалась советская власть, героически отбиваясь от наседающих на нее полчищ.

Лишь отголоски этой гигантской борьбы доносились в тихий Судак.

…После неожиданной встречи с Гришей-матросом Юра днем пошел к Коле. Как всегда, возле парикмахерской сидели несколько дядек. Но если недавно еще издалека можно было услышать громкие голоса спорщиков, то сейчас они говорили тихо, были немногословны. У Коли был и Сережа. Мальчики вышли на улицу, уселись на край тротуара.