Георгий Тушкан - Первый выстрел

— Носи на память!

Она торжествовала. Девочки осудили ее поведение и перестали с ней разговаривать.

— Завидуют… — небрежно сказала Ира.

Это сражение было последним. И вовсе не потому, что взрослые запретили мальчикам играть в войну. Скоро надо было уезжать в Екатеринослав, появились другие заботы и интересы.

Юра теперь был всегда с Тимишом.

— Расходятся, Юрко, наши шляхи, — сказал Тимиш. — Моя гимназия — скот пасти, а твоя — книжки учить. Станешь ты агрономом, встретишь и не узнаешь. Вот моя думка.

— А ты, — смешался Юра, — учись дома. Экзамен приезжай сдавать.

— Нет, расходятся наши шляхи. Но ты не забывай. Пиши!

Чтобы показать, что он не забывает друга, Юра через день позвал Тимиша на лекцию для всех по физике. Шир-хан Кувшинский обещал показать «синематограф», которого здесь никто еще не видел и о котором ходило так много разговоров.

Тимиш, Юра с Алешей, Ира и все остальные впервые в своей жизни увидели в большом темном классе над головами сноп яркого света. По белой стене перед их глазами двигался поезд. Из паровозной трубы валил дым, колеса вращались, только почему-то в обратную сторону. Потом показали паровоз, мчавшийся прямо на них, все ближе, ближе, того и гляди — задавит. И хотя каждый понимал, что это только фотография паровоза, Борька-Табаки все же отбежал к стене, а Нина спрятала лицо в колени. Потом показывали охоту на оленей. Из леса выскочил большой олень, за ним мчались собаки, охотники стреляли из засады.

В заключение Кувшинский сказал, что в городах уже показывают большие картины — комедии и драмы, и объяснил, как устроен синематограф. Он что-то чертил на доске. Но никто из ребят ничего не понял, кроме слов «фокусное расстояние». Значит, синематограф — это интересный фокус.

Приближались дни отъезда. О ловких и тайных способах подсказки «засыпающимся», о тиранах-второгодниках и средствах борьбы с ними, об охоте воспитателей за «курцами», о трамвайных и театральных зайцах, о боях между классами и гимназиями, о бойкоте учителей, о карцере, о «волчьем билете» и прочем Юра мог слушать часами…

А потом бывшие вольные пташки с грустью распростились с любимыми лошадьми и собаками, с речкой Саксаганкой, со степными курганами. И в одно серое туманное утро в одном и том же поезде, в одном и том же вагоне оказались присмиревшие Юра (он же Маугли, Геракл, Тарас Бульба), Алеша (он же Каа, Геракл, Остап и атаман Наливайко), Ира — черная пантера, Борька-Табаки, Сашка — семинарист, Тая — епархиалка и другие ученики. Их сопровождали озабоченные, волновавшиеся мамы.

Удивительное дело! В вагоне Юрой овладевало то радостное возбуждение, ликование — он едет, едет, он гимназист! То вдруг начинало чуть-чуть щемить сердце и горло… Жаль было расставаться с родителями, с друзьями, с Тимишом. И, очень странно, жаль было расставаться с военнопленным Вацлавом Гиляком…

Зато Отто Пупхе Юра ненавидел. Он думал о том, что казак Кузьма Крючков отлично делал, когда накалывал на пику таких Пупхов. Он бы сам… И тут же он мысленно представил себе, как он будет прямо из окна гимназии наблюдать за солдатскими учениями.

Теперь он мог думать только о будущем…

1

Юра сидел на скамейке возле гимназии и смотрел на мощенную булыжником Соборную площадь. Солдаты маршировали, падали на землю, стреляли…

Юра подбежал бы к ним поближе, но он дал маме честное слово ждать ее здесь — она пошла внести деньги за его обучение и содержание в пансионате при гимназии.

Мимо него то и дело проходили гимназисты, большие и маленькие. Он внимательно приглядывался к ним и уже твердо решил про себя подражать старшеклассникам: форменные фуражки были надеты на них с шикарной небрежностью, они уверенно держались и разговаривали о своих делах так громко, будто на улице никого не было. Этот «стиль военного времени» гимназисты заимствовали у гвардейских офицеров, державшихся так, словно, кроме них, на свете не существует людей…

Мужчина, с очень аккуратными бородкой и усами, в щеголевато сшитой форме преподавателя, свернул с тротуара к Юре и внимательно посмотрел на него. Юра вскочил и поклонился. Учитель ответил на поклон и спросил, почему он сидит здесь один. Юра объяснил.

— Будем знакомы, — сказал подошедший. — Я ваш воспитатель Феодосий Терентьевич. Вежливость — признак правильного воспитания. Вы вежливый мальчик. Но издавна установились правила этикета: когда здороваешься, надо обязательно обнажать голову. Повторим!

Юра был приятно поражен. Это был первый взрослый человек, обратившийся к нему на «вы». Воспитатель вернулся на тротуар и снова пошел к Юре.

Юра вскочил, кивнул и снял кепку.

— Не так. Сядьте!.. Встаньте!.. Снимите фуражку и кланяйтесь. Повторим!

Юра опять вскочил, снял кепку и поклонился.

— Кланяться надо одной головой, а не вихляться всем туловищем. Повторим!

И снова Юра получил замечание. Он «боднул», а надо кланяться с тактом. И опять ему было предложено повторить.

В следующий раз Юра сделал почти так, как следовало, но…

— Вы не кланяетесь, а преклоняетесь, как иконе. Надо проявлять почтение, но сохраняя достоинство. Со взрослыми первым здоровается младший, в обществе первым приветствует входящий. Не следует первым подавать даме руку. Дама сама, если пожелает, подаст вам руку. Уважаемым дамам, бабушкам руку надо целовать. Девушкам руку не целуют. А кто из учеников вашего класса должен поздороваться при встрече на улице первым? Тот, кто вежливее!

Вокруг Юры и Феодосия Терентьевича собралась группа гимназистов и реалистов, любующихся «дрессировкой молокососа». Но Феодосий Терентьевич так посмотрел на них, что они с независимым видом тотчас же двинулись дальше. Демонстративно остались только два реалиста, для которых гимназический воспитатель не был начальством.

Юра застеснялся и после нового предложения повторить, нахмурясь, буркнул:

— Я уже знаю!

— Повторите! — спокойно, но твердо приказал воспитатель.

Юра упрямо наклонил голову и уставился глазами в землю.

— Вы, Юра Сагайдак, пока еще не зачислены в пансион и еще не в форме. А на будущее запомните: требование воспитателя — закон. Под взглядами посторонних вы вдруг начали стесняться, а ведь вы не делаете ничего постыдного. Вы боитесь показаться в глазах других смешным. Это верно, с общественным мнением надо считаться. Но прежде всего надо поступать так, как велит долг, и не подлаживаться под вкусы зевак. В том, что вы учитесь приветствовать своего наставника, повторяю, ничего зазорного нет. Посмотрите на плац. Видите там офицера? Мимо проходят солдаты, отдают ему честь, и снова заворачивают к нему, и снова козыряют, а ведь солдаты — взрослые люди. И так во всех армиях мира. Там, где собрано много людей для выполнения какой-то задачи, — в армиях, учебных заведениях, — должны быть определенные правила отношений между ними. Иначе это будет неорганизованная толпа. Вы еще поймете, насколько важна в жизни дисциплина.