Георгий Тушкан - Первый выстрел

3

Юре снился странный сон. Будто он — Маугли, но в гимназическом мундире и раскачивается на лиане в джунглях, а обезьяны из Бандерлога звонко хохочут среди ветвей, трещат, толкаются.

— Вставай, соня! Третий звонок! — раздался сердитый голос. Чья-то рука трясет Юру за плечо, дребезжит звонок.

Все умывальники заняты старшеклассниками. Юра сунулся было к кому-то, чтобы вымыться «за компанию», но его обрызгали водой. Сунулся ко второму — тоже. Он вытер брызги с лица и побежал обратно, «доодеваться».

— Уже?! — Молодой рыжеволосый воспитатель Петр Петрович провел рукой по его мокрым волосам.

В столовую шли строем, первоклассники впереди. На скамьи за широкий стол сели по команде, после молитвы, прочитанной дежурным.

— Запомните свои места! — приказал Петр Петрович, стоя во главе стола младших гимназистов.

Юра огляделся, поискал глазами Гогу Бродского, замешкался и получил замечание.

По звонку собрались в большом зале. Каждый класс стоял на отведенном ему месте, в два ряда, лицом к портрету царя. Впереди всех стоял инспектор. Небольшого роста, пузатый, с маленькой головой, он очень напоминал деревянную матрешку, только очень надувшуюся, большую. Внутрь него можно было сложить целый класс матрешек, одна в другую.

— Смирно! — скомандовал инспектор.

Классы замерли. От двери к портрету важно шагал директор — очень высокий, очень широкий, с огромной головой, сидевшей без шеи, прямо на квадратных плечах. Волосы у него были подстрижены ежиком. Скуластое мясистое лицо кончалось бородкой «лопатой». А глаза — чуть видные точки.

— «Бульдог», — мысленно назвал его Юра.

Священник пробасил молитву, гимназисты спели «Отче наш», «Царю небесный», а потом старшеклассники затянули «Боже царя храни!».

— Пойте, все пойте! — яростно шептал первоклассникам рыжий воспитатель.

И Юра испуганно запел.

В класс шли тоже строем. Юра старался разглядеть, где же Гога Бродский, ему очень хотелось встретить земляка.

Первый урок. Воспитатель, знакомясь с классом, вызывал учеников по алфавиту. Хлопали доски парт, один за другим вставали мальчики под любопытными взорами товарищей. И потянулись дни, наполненные трезвоном с раннего утра до позднего вечера: звонки-враги будили по утрам, требовали в класс, посылали готовить уроки или заставляли ложиться спать. Звонки-друзья освобождали днем от уроков, а вечером от занятий или наконец-то приглашали в столовую.

Хорошо своекоштным, жившим дома: кончил дело и гуляй! А пансионатные даже после уроков оставались в стенах гимназии, как арестанты. Только спускались со второго этажа на первый. И опять звонки!..

После обеда разрешалось погулять во дворе. Двор был большой. Кое-где на нем высились старые дубы и липы, вокруг которых виднелись островки измятой и пыльной травы. Сюда во время большой перемены сбегалась вся гимназия. Здесь же находились спортивные брусья, лестницы, канаты, на которых показывали свое гимнастическое умение старшеклассники.

Чтобы отправиться в город, даже выглянуть на улицу, надо было пройти через допрос воспитателя: «Зачем? Куда? С кем?..»

Юра мечтал выйти за ворота лишь с одной целью: пересечь тротуар, мостовую, трамвайную линию и поближе посмотреть, как занимаются на площади солдаты.

— Одному? Нельзя! Подыщите компаньонов…

Прежде всего он побежал к Пете Поленову. С Петей

он сидел за одной партой, в спальне их койки стояли рядом, в столовой он был его соседом. Потом Юра уговорил Колю Истомина — соседа по койке справа. И, наконец, Поля Загоруй-Полесского, второгодника, сидевшего в классе на задней парте.

За это короткое время Юра ближе узнал только этих мальчиков. Петя был охотником. Настоящим! Он не говорил «я убил», а «я взял», а это уже кое-что значит для того, кто смыслит в охоте. Петя уже «взял» трех зайцев и одиннадцать уток. Кроме того, он «взял» шесть диких голубей и двух вальдшнепов. Мог бы соврать: убил двадцать зайцев и двести уток — проверить нельзя. Но он не «заливал». В его рассказах об охоте, о ружьях, о стрельбе чувствовался охотник. И Юра поверил, когда Петя рассказал о собственной двустволке двенадцатого калибра фирмы Де Фурни, легонькой и прикладистой. Это подарок отца, доктора, страстного охотника и рыболова. Петина мама, оказывается, как и Юрина, тоже боялась, сердилась и была против охоты. Это еще больше убедило Юру, что Петя не врет. И когда Петя сказал, что он «взял» волка, Юра поверил.

Юра рассказал, как он ловил огромных карпов. Сколько? Много. Кроме того, он сам сделал из водопроводной трубы превосходное ружье, стреляющее настоящими пульками. А в степи у них появляются характерники и разбойники! И в курганах — клады. Ему, конечно, очень хотелось рассказать о найденном кладе и о том, как их «водило», но он удержался. Засмеют… И, кроме того, он ведь дал честное слово дядьку Антону не болтать об этом.

Коля Истомин, сын уездного земского начальника, был похож на девочку. У него была тонкая, хрупкая фигурка, мелкие черты лица, изящный носик и пухлые губки. Он был очень застенчив и истово религиозен. Другим лишь бы отбарабанить молитву, а он перед сном на коленях бил поклоны. Его дразнили — он молчал, задирали — он отворачивался, приставали — он уходил, оскорбляли — он терпел и всегда просил оставить его в покое. На второй же день занятий воспитатели ставили его в пример всем. Его прозвали святошей.

— Ошибся адресом, — говорили ему, — тебе надо было бы в духовную семинарию идти, стал бы архиепископом, в золоте ходил, руку давал целовать, в карете ездил.

— Нет, я решил обязательно стать, как дядя, изобретателем, — невозмутимо отвечал Коля.

Все мальчики удивлялись.

— Ты что же, новые молитвы будешь изобретать? — спрашивали его смеясь.

Коля сидел на самой задней парте, выбранной им из скромности, вместе с второгодником Ипполитом Загоруй-Полесским, сыном военного подрядчика. Еще в прошлом году он получил прозвище «Заворуй-Подлецкий» или коротко — «Заворуй». У Поля все было очень большим: и лунообразное лицо с преждевременными морщинами, и нос, разлапистый в ноздрях, и постоянно приоткрытые, очень толстые губы, и растянутые уши. Его дразнили: глазки — как салазки, нос — как барбос, губы — как трубы.

Заворуй курил, сквернословил и писал на стенах, бил маленьких и лебезил перед старшеклассниками. Услышав, что Петя убил волка, он пристал к нему:

— Дай пастилы, и я буду рассказывать, что ты убил пять волков.

— Зачем? Я никогда не вру, — ответил Петя.

— Не врешь? Ну ладно!..

Через несколько минут к Пете подошел гимназист и спросил, правда ли, что он убил двадцать волков.

— Одного! — отрезал Петя.

С тем же вопросом подошел второй, третий…