Мария Колесникова - Воспоминание об Алмазных горах

— Мы идем по верному следу, — сказал он с глубокой убежденностью. — Ганджур и Данджур — величайшее сокровище, настоятель Югодзырского монастыря, без сомнения, знает об этом. Возможно даже, иностранцы уже предлагали ему за рукопись огромные деньги. Но он хочет владеть этим сокровищем сам. И только крайняя необходимость вынудит его вывезти книги из монастыря и спрятать где-нибудь в другом месте. Если бы книги уплыли за границу, я бы узнал об этом от англичан или американцев, с которыми общаюсь. Подобная акция вызвала бы шум в научном мире Запада.

Это была Восточная Монголия, родина Чимида. Местность, в которой они находились, представляла собой безрадостную, голую степь с мелкосопочником. Кое-где встречались сильно разрушенные возвышенности, попадались заросли хармыка и саксаула. Кочевники жались к оазисам с тополевыми рощицами. Колодцы встречались редко, а солончаки блистали повсюду, много было маленьких соленых озер.

В этой знойной пустынности таилось что-то манящее, будто свобода нашла здесь полное свое выражение. Они лежали с Чимидом в кургузой тени тополей, а вдали выгранивались бледно-сиреневые скалы. В небе плавали орлы, и оттого ощущение зноя становилось словно бы сильнее. Травы по пояс выкинули к солнцу желто-белые и синие цветы. Даже не верилось, будто зимой морозы в этих краях подкатывают к сорока градусам.

Чимид негромко пел на своем языке:

Песня была бесконечная, как сама степь.

Здесь и нашел их сотрудник Шагдар, приехавший на коне из Югодзыра.

— Ганджур и Данджур находятся в монастыре, — сообщил он. — Я установил это через лам, даже знаю, где книги хранятся.

— Наша экспедиция подходит к концу! — сказал Чимид удовлетворенно.

Щетинкин был другого мнения.

— Она только начинается.

Формально, несмотря на правительственные бумаги, предписывающие передать Ганджур и Данджур, вывезенные из столичного монастыря в Югодзыр, Чимиду, забрать книги мирным путем не представлялось возможным. Настоятель монастыря скажет, что никаких книг у него нет, или же станет доказывать, будто они всегда находились в Югодзырском монастыре, а отбирать священные книги никто не имеет права. И в том же духе. Заграничная пресса поднимет шум.

Они долго ломали голову, как действовать дальше.

— Думаю, вам с ученым специалистом Бадзаром надо явиться в монастырь и поговорить с настоятелем, — посоветовал Петр Ефимович. — Потребовать рукопись.

— А что это даст? — скептически заметил Чимид.

— Если вы будете требовать, настоятель сразу же переправит библиотеку во Внутреннюю Монголию, в первый же тамошний дацан.

— Тут его и хватай?.. — сказал Чимид по-русски, вспомнив присказку Щетинкина.

— Тут его и хватай!..

Они сразу же отправились на машине на границу, чтобы обо всем договориться с пограничниками. У горы Дзотол-Хан-ула сделали остановку. То был давно потухший конусообразный вулкан. Его вершина поднималась на триста метров над окрестными равнинами. Гора круто обрывалась на юг и на запад.

— Не исключено, настоятель монастыря попытается на время спрятать библиотеку здесь, — сказал Чимид. — Видите тот памятник на вершине? Это обо из кусков лавы. Священное место. Пастухи опасаются подниматься туда.

Черный вулкан с разорванным кратером в самом деле мог отпугнуть суеверных аратов. Повсюду высились ноздреватые базальтовые глыбы. Да и в самом гигантском кратере можно было спрятать несколько верблюжьих караванов.

— Ну а мы все-таки поднимемся на вершину, — предложил Щетинкин. Ему хотелось самому взглянуть на кратер, чтобы убедиться в предположении Чимида.

К его удивлению, они без особых усилий поднялись к громадному обо, и ветер чуть не свалил их в пропасть. В куче камней торчали палки с лоскутками разноцветной материи. Кое-где лежали серебряные монеты — приношения почитателей духа вулкана. Заметив свежий сырок, принесенный в жертву, Чимид сказал:

— Кто-то совсем недавно поднимался сюда.

Они всматривались в сверкающее марево: там, совсем неподалеку, проходила граница, а дальше простиралась Внутренняя Монголия, неведомая земля. Конечно же, сотни троп ведут туда, тайных и явных. Там, неподалеку от границы, находится монастырь, с которым Югодзырский, несомненно, поддерживает связь…

— Пограничники будут поджидать похитителей драгоценных книг здесь, возле вулкана, и, конечно же, на самой границе. Не ускользнут!

А если ускользнут? Если знают проходы на ту сторону, неведомые молодым пограничникам? Прощай Данджур и Ганджур? Прощай навсегда?.. Если бы самому находиться в засаде!

Но напрасно Щетинкин волновался. Все произошло, как они и предполагали. После визита Чимида и ученого специалиста Бадзара Ендон-Хамбо в ту же ночь снарядил верблюжий караван, тюки и сундуки которого были набиты бесценными рукописями и книгами. Караван задержали на границе. Его специально пропустили мимо горы Дзотол-Хан. Караванщиков отпустили: пусть расскажут обо всем настоятелю! Настоятелю, чтоб не разоблачить себя, пришлось молча проглотить пилюлю: ведь ни Ганджура, ни Данджура в его монастыре не было…

Бескровная операция завершилась, священные книги погрузили в крытый автофургон и под охраной отправили в Улан-Батор. Отряд должен был выступить рано утром, но среди ночи Щетинкина и Чимида разбудил цирик, прискакавший с погранзаставы:

— На заставе бой с бандитами!..

С бандитами? Откуда они взялись? Уж не хотят ли отбить фургон с Данджуром и Ганджуром?

На заставу примчались, когда там все было кончено. Начальник заставы, молодой круглолицый лейтенант-халхасец, находился в растерянности, доложил:

— Одного упустили!.. Ушел. Всю местность прочесали. Как сквозь землю провалился, шелудивый пес!.. Остальные под надежной охраной. В юрте — раненый бандит. Хочет какое-то заявление сделать. Он потерял много крови. Позови, говорит, самого главного даргу. Я ему стараюсь втолковать, что здесь я главный, а он свое. Боюсь, умрет. Он уверяет, что его пристрелил атаман, чтоб сохранить какую-то тайну.

— Ладно, пусть ведет к раненому, что там еще за тайна? — сказал Чимиду заинтригованный Петр Ефимович.

Прошли в юрту. На кошме лежал раненый. По виду это был физически сильный, рослый человек, еще совсем не старый, но совершенно седой. Из-под густых черных бровей лихорадочно блестели глаза. Он с трудом поднял голову, но сразу же бессильно уронил ее. По бледному лицу прошла судорога.

— Щетинкин!.. — прошептал он обреченно.