Игорь Коваленко - Жара в Аномо

— Борис, Борька, Боренька, только и слышу от тебя, — улыбнулся Луковский, — учти, я — Отелло.

— Ничего, ревность придает мужчине романтичность.

— Ты думаешь?

— Во всяком случае, будит в нем хоть что-то родственное настоящему чувству, сбивает спесь, извечное ваше самодовольство. Без ревности вы, мужики, жиреете душой и телом, не кровь, а сплошной холестерин.

— Терпеть тебя не могу за такие лекции.

— Это у нас взаимно. Полная гармония, — щебетала она, — будет чем коротать вечера на пенсии. Вообрази: московский дворик, снежок, в подворотнях парочки целуются, на них шипит карательный отряд дворовых старух, первоклашки гоняют шайбу, сосульки звякают с подоконников, из форточек — киношные вскрики с музыкой, на окнах телевизорная синька, хрумкает валенками почтальон с телеграммой кому-то, кто-то везет в лифте пса с прогулки, кто-то шумно кормит ораву гостей, кто-то за стенкой грозится переехать к маме, кто-то звонит из далекой командировки, а мы уже отъездились, все, дряхленькие и сюсюкающие, прихлебываем наш вечный "чай вдвоем", но не пьем, как здесь, читаем лекции друг дружке наперебой. Опять же, как здесь.

— Жуть.

— Ну вот и поговорили с милым. А теперь, извини, я мчусь к своим контейнерам в аэропорт.

— Светлана… постой со мной две минуты. Или пройдемся немного.

Облачко насекомых висело над огромной клумбой, призрачное и тонко жужжащее. Виктор Иванович и Светлана медленно шли по дорожкам, накрест пересекавшим благоухающий цветочный остров посреди ухоженного дворика, наступая на тень от деревьев, густая листва которых приглушала катившиеся от близкой площади волны людского многоголосья.

— Почти полкилометра впустую, — сказал он.

— У ребят? Ну и что?

— Сгорим от стыда, если снова не вышли на пласт.

— Борис рассказывал, в Сибири, под Сургутом, бурили до двух с половиной, а то и до трех тысяч метров. — Она прикоснулась к его плечу. — Мой тебе совет, меньше отвлекай его. Он свое дело знает. Все должно быть нормально.

— То есть?

— Меньше контролируй. Не опекай ребят, как назойливая нянька. Больше доверяй. У самого на носу сдача объекта, занимайся им.

— Не помню, чтобы когда-нибудь вмешивался в твои дела.

— Ну и напрасно, мы не чужие. — Она улыбнулась, мгновенно растопив наметившийся было холодок разговора. — Знаешь, при такой настройке невольно задумываешься о несовместимости.

— Гм, если и завлечешь меня когда-нибудь своей фатой в Дом счастья, все равно не попаду под твой лапоть.

— Время покажет.

— Времени в обрез, мне пора. Не желаете ли, дорогой товарищ, сопроводить кандидата медицинских наук до аэропорта и обратно? Представляю, какая опять собралась армада поглазеть на "Антошку".

— Увы, у меня свидание в другой части города.

— О! Луковский! Вы вознеслись в моих глазах! Ля фам?

— После общения с некой соотечественницей я даже к собственной шляпе испытываю неприязнь оттого, что она тоже женского рода.

— Браво!

— Ваша ревность делает вас романтичней, неспесивой, несамодовольной, гонит по жилам чистый огонь, порождающий нечто родственное настоящему чувству.

— Брависсимо!

— Но не страдайте, мои свидания не менее деловые, чем ваши. А сдача объекта действительно на носу, как вы изволили выразиться.

— Горе-горюшко, — с нарочитой печалью промолвила Светлана, — и этот злопамятный сухарь собирается сделать мне предложение.

— Не исключено, что это может произойти по окончании вашего контракта, мемсаб, под венец лучше стать на Родине, — сказал Виктор Иванович. — Я повторяю: не исключено. У вас же откуда-то полная в этом уверенность. Может, это не так.

— Отпираться бессмысленно. Так считает офицер местной полиции. А полиция знает все.

— Или ничего, — вдруг вздохнул Луковский.

Почти скрытая густой зеленью, плотно обвивавшей остроконечные металлические прутья, высокая ограда опоясывала казавшееся неприступным имение "Соваж", которое занимало сравнительно небольшую площадь плодородной земли в северном пригороде Найроби.

Совсем недавно прибывшему в эту страну отставному инспектору с паспортом на имя Ли Джоунса Килдаллена пришлось потратить немало энергии и сообразительности, прежде чем он отыскал "Соваж" и убедился, что сия обитель есть именно то место, ради которого он проделал столь дальнее путешествие по воде и суше.

Название как нельзя лучше передавало облик этого затаенного уголка, место действительно выглядело диким.

Проникнуть внутрь усадьбы удобнее всего было бы через выдвижные на шарнирах ворота, от которых грунтовая дорога с рядами пальм по обочинам вела прямо к двухэтажному особняку с колоннадой и портиком.

Выкрашенный в нежно-зеленый цвет, дом этот совсем не просматривался днем на фоне кокосовой рощи, однако ночью, озаренный светильниками двух ротонд по бокам фасада и обозначенный мягким светом окон, был хорошо заметен.

В ограде имелась задняя калитка, она, как и ворота, была оснащена автоматическими запорами, контролировалась лучами прожекторов и скрытой сигнализацией.

"Свил гнездо по высшему разряду, — мысленно отметил приезжий человек в черном костюме, — судя по всему, фонд четвертой дивизии был весьма солидным".

Он пробрался к замеченной накануне толстой ветке, выставленной за внешнюю сторону ограды, перебросил через нее узловатую веревку, закрепил, внимательно огляделся, вскарабкался наверх и, стараясь не оцарапать лицо и руки, спустился по дереву на запущенный газон усадьбы. Осторожно и бесшумно двигался он к водосточной трубе, по которой намеревался достичь балкона, а через него проникнуть в кабинет преуспевающего эмигранта.

Там вспыхнул свет. Господин Соваж, некогда носивший иное имя, прикатил в свою обитель давно, когда начали сгущаться сумерки, и поспешил в кабинет, зажег настольную лампу, чтобы, по-видимому, срочно поработать.

Вот он какой деловой, этот "дикий коммерсант от артиллерии".

Сейчас время приближалось к полуночи. В доме еще не спали. Внизу, в столовой, раздавались приглушенные голоса и звон посуды. Где-то в утробе второго этажа негромко с интервалами постукивала машинка. От легкого, изящного ангара на заднем дворике доносились вкрадчивые звуки музыки.

Бывший инспектор оттолкнулся от шершавого пальмового ствола, за которым прятался несколько мгновений, и, стараясь ступать бесшумно, бегом преодолел освещенное пространство перед домом, прижался к стене, продвинулся к водосточной трубе и стал примериваться к ней, проверяя на прочность.

За его спиной кто-то покашлял, он резко обернулся.

Рослый, обнаженный до пояса чернокожий детина с закатанными штанинами, уронив лопату, смотрел на него и манил пальцем, покачиваясь и приговаривая: