Марк Твен - Похождения Гекльберри Финна (пер.Энгельгардт)

— Слушаюсь, сударь!

— Теперь, Джордж Джексон, потрудитесь отвечать: знакомы вы с Шефердсонами?

— Нет, сударь! Я никогда о них и не слыхивал!

— Ну, это еще бабушка надвое сказала! Теперь все у нас готово. Милости просим, Джордж Джексон, пожалуйте сюда, но только, смотрите, не торопитесь! Идите потихоньку! Если с вами кто-нибудь другой, то пусть он лучше не показывается, так как в противном случае его немедленно застрелят. Ну-с, теперь милости просим! Подходите тихонько и слегка растворите дверь сами, ровно настолько, чтобы вам можно было туда протиснуться. Поняли вы, что я вам сказал?

Я не торопился, да и не мог бы идти скоро, даже если бы имел такое желание. Я продвигался медленно, шаг за шагом, в мертвой тишине, среди которой, казалось, можно было слышать биение собственного сердца. Собаки держали себя так же смирно, как и люди, но потихоньку следовали за мной. Подойдя к крыльцу, сколоченному из трех бревен, я услышал, как в дверном замке щелкнул ключ; вслед за тем вынули засов и отодвинули задвижку. Приложив руку к двери, я постепенно отворял ее все больше и больше до тех пор, пока голос изнутри не сказал:

— Ну, теперь довольно! Можете просунуть вашу голову.

Я сделал это не без некоторого, впрочем, опасения, что ее немедленно там снесут с плеч. В прихожей на полу стояла свеча; там же собралось, по-видимому, почти все население дома; трое здоровенных мужчин целились прямо в меня из ружья, что, признаюсь, не на шутку меня испугало. Старший из них был уже седой старик лет шестидесяти, остальные же двое — лет тридцати или больше. Всех троих следовало признать рослыми, здоровенными и, вместе с тем, очень красивыми мужчинами. Тут же с ними находилась очень милая, совершенно седая старушка, а позади нее стояли две молодые женщины или девушки, которых я не мог хорошенько рас смотреть. Пожилой джентльмен, окинув меня пристальным взглядом, сказал:

— Ну, что же! Я не вижу тут ничего подозрительного! Войдите! Как только я вошел в сени, он сам запер за мной двери на ключ, задвинул засовы, а затем приказал молодым людям идти с ружьями за мною. Все мы вошли в большую залу, где на полу был разостлан новый тканый, разноцветный ковер. Мы собрались там в углу, чтобы нас нельзя было подстрелить сквозь окна фасада. Держа в руках свечу, все пристально на меня поглядывали и единогласно объявили:

— Нет, он не Шефердсон! У него нет ни малейшего сходства с Шефердсонами.

Старик выразил тогда надежду, что я не обижусь, если осмотрят, нет ли при мне оружия. Ничего дур ного мне при этом не сделают, но все-таки необходимо в здешних местах соблюдать кое-какие предосторожности. Не обыскивая моих карманов, он только ощупал их снаружи руками и объявил, что оружия при мне нет. Затем он посоветовал мне чувствовать себя как дома, нисколько не стесняться и рассказать мне свои приключения, но почтенная старушка пре рвала его замечанием:

— Помилуй Бог, Саул! Бедняжка промок до костей и, по всей видимости, сильно проголодался.

— Вы совершенно правы, Рэчел. Не понимаю, как это не пришло самому мне в голову!

Пожилая леди немедленно отдала следующие приказания.

— Бэтси, — сказала она негритянке, — сбегай-ка поскорее и при неси ему, бедняжке, что-нибудь поесть. Пусть одна из девушек сходит разбудить Бэка и сказать ему… Да вот, кстати, и он сам!.. Бэк, возьми с собою нашего маленького гостя, сними с него мокрые платья и дай ему что-нибудь из твоей собственной одежды!

Бэк казался моим ровесником; ему действительно исполнилось уже лет тринадцать или четырнадцать. Впрочем, он был немного выше меня ростом и чуть-чуть пошире в плечах. Мальчик этот явился в одной рубашке и корчил весьма смешные рожи. Зевая во весь рот, он растирал себе кулаком одной руки глаз, а в другой тащил за собою ружье.

— Что, здесь по соседству бродят Шефердсоны? — спросил он.

Ему ответили, что никаких Шефердсонов нет и что все ограничилось ложной тревогой.

— Ну, что же, если бы они и вздумали явиться, я, наверное, подстрелил бы кого-нибудь из них! — объявил он.

Все расхохотались, а Боб возразил:

— Извини, голубчик, но они успели бы снять со всех нас скальпы, прежде чем ты соблаговолил бы сойти сюда вниз.

— Отчего же никто из вас не зашел за мной? Это очень нехорошо! Вы всегда оттираете меня на задний план и не даете мне случая показать мою удаль!

— Не беспокойся, голубчик Бэк, — заметил пожилой джентльмен, — со временем тебе представится не мало случаев выказать твою удаль. Теперь нечего сетовать. Ступай-ка лучше с гостем к себе в комнату и выполни приказание твоей матери.

Комната Бэка находилась в верхнем этаже; когда мы пришли туда, он дал мне рубашку из грубого полотна, пиджак и брюки, в которые я и облачился. Пока я одевался, Бэк осведомился, как меня зовут; но прежде чем я успел ответить на этот вопрос, он начал рассказывать про голубую сойку и молодого кролика, которых поймал третьего дня в лесу, а затем спросил, где именно находился Моисей, когда у него потухла свеча. Я отвечал, что не знаю и никогда в жизни про это не слышал.

— Ну, так попробуй догадаться.

— Как же могу я догадаться, когда мне никогда еще до сих пор не доводилось про это слышать!

— Просто взять и догадаться! Тут нет ничего хитрого!

— Какая же была свеча у Моисея? — спросил я.

— Это совершенно безразлично, — отвечал Бэк.

— Откуда же я знаю, где он находился? А вам разве это известно?

— В темноте! Вот где он находился!

— Зачем же вы меня спрашивали, когда знали наперед?

— Да ведь это, с позволения сказать, загадка! Не ужели вы и этого не понимаете? Скажите мне теперь, долго вы собираетесь здесь оставаться? Я вам советовал бы остаться тут навсегда. Мы можем очень весело про водить время, так как у нас школьных занятий теперь не полагается. Есть у вас собственная собака? Мне по дарили собаку, которая заходит в реку и приносит оттуда все, что мне вздумается туда бросить. Нравятся вам воскресные дни с расчесыванием волос, подвивкой их и всякими тому подобными глупостями? Мне это не доставляет никакого удовольствия, но мамаша заставляет меня каждый раз принаряжаться. Желал бы я, что бы эти старые штаны провалились в тартарары! Положим, что лучше было бы их одеть, но мне не хочется этого делать, так как и без них жарко. Ну, что, вы готовы? И прекрасно! Пойдем, старина!

Холодная маисовая лепешка, холодный ростбиф, масло и молоко — таково было меню приготовленного для меня ужина. Признаюсь, что мне вообще не случалось есть ничего вкуснее. Бэк, его мамаша и все прочие, за исключением негритянки, которая тотчас же ушла, и двух молодых барышень, курили из пенковых трубок. Все они курили и болтали, а я, в свою очередь, ел и говорил. Барышни были в ночных кофтах, с распущенными волосами, а я рассказывал, как мы с папашей, со всей семьей, жили на маленькой ферме, в дальнем конце Арканзаса. Я сообщил, что моя сестрица Марианна убежала из дома, вышла замуж и пропала без вести. Билль отправился ее разыскивать и тоже пропал без вести. Том и Мортимер умерли, после чего на ферме остались только я с отцом, которого горе подкосило до такой степени, что он никак не мог поправиться. После смерти папаши я забрал все, что у нас имелось, так как ферма была, в сущности, не наша, и, взяв место на палубе, отправился с пароходом вверх по реке, но по нечаянности упал ночью за борт и таким образом очутился здесь. Мать Бэка объявила, что я могу жить у них, сколько мне вздумается, и чувствовать себя как дома. К тому времени почти уже рассвело. Все улеглись спать, а меня уложили в одну постель с Бэком. Проснувшись утром, я к немалому своему ужасу убедился, что совершенно забыл, как меня зовут, и пролежал целый час, тщетно ломая себе голову над разрешением этого щекотливого вопроса. Обождав, когда Бэк тоже проснулся, я спро сил у него: