Марк Твен - Похождения Гекльберри Финна (пер.Энгельгардт)

— А в нынешнем году был кто-нибудь убит?

— Всего только по одному с каждой стороны! Месяца три тому назад двоюродный мой братец Буд, молодой человек лет четырнадцати, проезжал лесом по ту сторону реки, не захватив с собою оружия, что с его стороны являлось, разумеется, непростительной глупостью. Место было, знаете ли, пустынное. Вдруг он слышит за собою конский топот и видит, что следом за ним едет Лысый Шефердсон с ружьем в руке. Старик, седые волосы которого развевались по ветру, пустил своего коня во всю прыть, а Буд, вместо того чтобы соскочить с лошади и броситься в кусты, вообразил, что сможет уйти от него и так. У них вышло поэтому нечто вроде скачки с препятствиями на протяжении пяти миль или больше. Конь под стариком оказался, однако, лучше, чем у моего кузена, и Буд, убедившись, что все равно не уйдет, остановил свою лошадь и обернулся к врагу. Понятное дело, он предпочитал, чтобы пуля попала ему в лоб, а не в затылок. Старик подъехал тогда вплотную к моему кузену и уложил его выстрелом из винтовки чуть не в упор. Ему не пришлось, впрочем, долго радоваться своей удаче. Не прошло и недели, как наши выследили его и убили, в свою очередь, наповал.

— По моему мнению, Бэк, этот старик был трусом и подлецом!

— А по-моему, вовсе нет! То есть даже ни малейшей капельки! Между Шефердсонами не найдется ни единого негодяя и труса, точно так же, как и между Гренжерфордами. Этому старику пришлось раз как-то драться целых полчаса с тремя Гренжерфорда ми, и он вышел победителем. Все они были верхами, но он соскочил с лошади, прислонился к небольшому штабелю бревен и поставил лошадь перед собою, что бы прикрываться от пуль. Гренжерфорды не хотели слезать с коней и гарцевали вокруг старика, постреливая в него, а он палил в них. Он и его лошадь вернулись в довольно-таки поврежденном состоянии, но зато Гренжерфордов пришлось отнести домой. Один из них оказался убитым, а другой умер на следующий день. Нет, сударь! Если кому-нибудь придет охота разыскивать трусов и негодяев, я не советовал бы ему терять попусту время у Шефердсонов, так как они не воспитывают у себя такой народ.

На следующее воскресенье мы отправились в цер ковь, находившуюся в трех милях от нас. Все ехали верхом. Мужчины, в том числе также и Бэк, имели при себе ружья и держали их в церкви у себя между колен или же прислонив к стене. Шефердсоны были тоже вооружены. Пастор произнес самую подходящую к данному случаю проповедь о братской любви и всепрощении. Все наши нашли проповедь очень хорошей и обсуждали ее на обратном пути, причем у каждого нашлось сказать очень многое о вере, добрых делах, благодати, предопределении и т. п., так что мне, кажется, еще никогда не случалось переживать такого чопорно-благочестивого воскресенья.

Приблизительно через час после обеда решительно все у нас дремали — кто в кресле, а кто у себя в комнате, — так что мне сделалось порядком-таки скучно. Бэк и одна из собак растянулись на траве и, греясь на солнышке, спали глубоким сном. Я ушел наверх, намереваясь тоже немного вздремнуть, но увидел, что очаровательная мисс София стоит у дверей своей спальни, находившейся рядом с нашей. Она позвала меня в свою комнату, за перла потихоньку двери и спросила, люблю ли я ее? Я отвечал, что люблю. Тогда она осведомилась, со гласен ли я буду исполнить ее просьбу и никому про это не рассказывать? Я изъявил полнейшую готовность поступить таким образом. Мисс София объяснила мне тогда, что забыла в церкви свое Евангелие; оно лежит там на скамье, между двумя другими книжками. Нельзя ли будет мне потихоньку туда сходить, принести ей Евангелие и никому не рассказывать про ее забывчивость? Изъявив полное согласие на все, я потихоньку вышел из дому и отправился гулять вдоль по дороге. Войдя в церковь, я не нашел там никого, за исключением двух свиней. Дело в том, что церковные двери у нас не запирались, а свиньи чувствуют в летнее время пристрастие к полу, устланному каменными плитами, так как на нем лежать прохладнее.

Заметьте себе, что большинство людей идет в церковь по принуждению, тогда как свиньи делают это по своей охоте.

Мне пришло в голову, что со стороны молоденькой девушки не совсем естественно так беспокоиться из-за Евангелия. Поэтому я встряхнул книжку, и из нее выпал маленький кусочек бумаги, на котором написано было карандашом: «половина третьего». Я переворачивал бумажку со всех сторон и тщательно пере смотрел все Евангелие, но ничего иного в нем не нашел.

Не усматривая ничего подозрительного в заметке карандашом, я положил бумажку опять в книгу, вернулся домой и, поднявшись на верхний этаж, встретил мисс Софию, поджидавшую меня в дверях своей комнаты. Втащив меня туда, она заперла двери, осмотрела Евангелие, вынула оттуда бумажку и, прочитав то, что там было написано, видимо обрадовалась. Прежде чем я успел опомниться, она схватила меня в свои объятия, прижала к груди и назвала милейшим мальчиком на всем свете. Вместе с тем она просила меня никому не рассказывать про эту историю. На минуту лицо ее покрылось густым румянцем, глаза вспыхнули ярким огоньком, и она стала как будто еще очаровательнее. Меня это до чрезвычайности удивило, но, придя немножко в себя, я спросил: «О чем же, собственно, написано было на бумажке?» Мисс София в ответ на это осведомилась, прочел ли я, что там написано. Я возразил: «Нет! не прочел!..» Она спросила меня тогда, умею ли я читать писанное, а я ответил, что разбираю лишь крупный почерк. Тогда она сказала, что бумажка служит просто-напросто за кладкой и что я могу теперь идти куда мне угодно и заняться игрою.

Я направился к реке, обдумывая все это, но вскоре заметил, что следом за мною идет приставленный ко мне негр. Убедившись, что нас из окон дома уже нельзя увидеть, он на мгновение остановился, огляделся кругом, а затем подбежал ко мне и сказал:

— Господин Джордж! Если вы пойдете со мной до болота, то я покажу вам целую уйму водяных мокасинов!

Меня это очень заинтересовало, так как я вспомнил, что он говорил то же самое вчера. Ему, без сомнения, следовало бы знать, что моя любовь к водяным мокасинам не простирается до готовности тащиться за ними черт знает куда. Быть может, однако, что у него имелся какой-нибудь другой умысел. Ввиду этих соображений я сказал:

— Ладно! Беги вперед!

Пройдя приблизительно полмили, я дошел до болота и брел там по щиколотку в воде еще приблизительно с полмили. Затем мы выбрались на сухое место, представлявшее собою что-то вроде небольшого островка, поросшего деревьями и виноградными лозами. Тогда негр сказал:

— Идите все прямо, господин Джордж! Вам надо пройти всего несколько шагов. Я видел мокасины уже раньше, так что меня лично теперь они вовсе не интересуют.