Марк Твен - Прогулка заграницей

Разговоръ нашъ шелъ больше о тѣхъ чудесахъ, которыя ожидали насъ на другомъ склонѣ прохода, какъ только мы перевалимъ за наивысшую точку его. Всѣ наши друзья въ Люцернѣ въ одинъ голосъ говорили намъ, что смотрѣть съ этого возвышеннаго пункта на Мейрингенъ, на быстрое теченіе голубовато-сѣраго Аара, на широкій просторъ зеленой долины, смотрѣть на этотъ хаосъ пропастей и обрывовъ, которые круто поднимаются къ облакамъ отъ самой долины, на микроскопическія шале, гнѣздящіяся по туманнымъ карнизамъ этихъ скалъ и смутно виднѣющіяся сквозь колеблющуюся завѣсу паровъ, на красивый Oltschibach и на другіе не менѣе красивые водопады, прыгающіе по уступамъ суровыхъ горъ, водопады, одѣтые въ облака мельчайшей водяной пыли, украшенные пѣной и опоясанные радугой; смотрѣть на все это, говорили они, значитъ смотрѣть на самый восхитительный и возвышенный пейзажъ въ мірѣ. Итакъ, мы только объ этомъ и говорили; если мы выражали нетерпѣніе — оно происходило изъ возможности опоздать на мѣсто во-время; если мы чувствовали страхъ — это значило, что намъ кажется, будто погода хочетъ испортиться и мы рискуемъ увидѣть съ такимъ нетерпѣніемъ ожидаемое чудо не въ наилучшихъ условіяхъ.

Когда мы достигли Кайзерштуля, въ лошадиной сбруѣ что-то испортилось. Минуту мы находились въ замѣшательствѣ, но только минуту. Лопнула одна изъ постромокъ — веревка, идущая отъ шеи лошади къ экипажу, гдѣ она прикрѣпляется къ части его, къ которой и прилагается, главнымъ образомъ, движущая сила лошадей.

Въ Америкѣ постромка эта представляла бы изъ себя прочный кожаный ременъ, но на континентѣ повсюду это не что иное, какъ кусокъ веревки толщиною въ вашъ мизинецъ, какая-то нитка, не больше, и такое устройство имѣетъ эта важная часть во всевозможныхъ экипажахъ: и въ извозчичьихъ, и въ частныхъ каретахъ, и въ ломовыхъ телѣгахъ. Въ Мюнхенѣ я даже видѣлъ ее у громадныхъ телѣгъ, нагруженныхъ сорока пятью полубоченками пива, при чемъ и веревка-то была не новая, а такая старая, что, казалось, еще Авраамъ употреблялъ ее въ своихъ телѣгахъ; иногда меня просто дрожь пробирала, глядя на такое устройство, когда экипажъ, на которомъ я ѣхалъ, несся вскачь съ какого-нибудь холма. Но съ теченіемъ времени я такъ освоился съ такими порядками, что даже былъ бы непріятно пораженъ, увидѣвъ вмѣсто гнилой веревки прочный ремень. Нашъ кучеръ вынулъ изъ подъ своего сидѣнья свѣжій обрывокъ нитки и исправилъ поврежденіе въ двѣ минуты.

Еще кой о чемъ по части обычаевъ, весьма другъ на друга же похожихъ въ различныхъ странахъ. Читателю, быть можетъ, интересно будетъ узнать, какъ производится на континентѣ запряганіе лошадей. Человѣкъ становитъ лошадей по обѣ стороны той части, которая выдается отъ передняго конца экипажа и затѣмъ перекидываетъ на спины животныхъ цѣлую путаницу ремней и веревокъ, составляющихъ сбрую; одну изъ веревокъ, идущую впередъ, онъ пропускаетъ черезъ кольцо и отводитъ назадъ, то же самое дѣлается съ другою подобною же веревкою, которая, пройдя другое кольцо, идетъ по экипажу вдоль бока другой лошади, причемъ перекрещивается сь первой; свободные концы ихъ пристегиваются къ другой части сбруи подъ брюхомъ лошади, затѣмъ беретъ другую часть и обматываетъ около первой, о которой было уже сказано; на головы лошадямъ онъ надѣваетъ какіе-то ремни съ широкими клапанами, которые имѣютъ цѣлью предохранятъ глаза животнаго отъ пыли, въ ротъ вкладывается желѣзная штука, которою ломаютъ лошади зубы, чтобы заставить ее идти на гору, къ концамъ этой штуки пристегиваются другія, изъ которыхъ одна идетъ надъ спиною у лошади, а другая, примотанная къ первой, подъ шеей у нея и служитъ, чтобы задирать ей голову вверхъ, къ этимъ частямъ пристегиваются веревки, при помощи которыхъ кучеръ управляетъ лошадьми. Никогда не приходилось мнѣ самому закладывать лошадей, и я даже не подозрѣвалъ, что это дѣлается такимъ образомъ.

Мы ѣхали на прекрасной четверкѣ, которою кучеръ очень гордился. Въ далекѣ отъ селеній мы ѣхали благоразумною рысью, но, въѣзжая въ деревню, пускались сумасшедшимъ карьеромъ при аккомпаниментѣ безостановочнаго хлопанья бича, похожаго на мушкетные выстрѣлы. Мы неслись, какъ какое-нибудь землетрясеніе по узкимъ улицамъ деревеньки, съ быстротою молніи заворачивая въ какіе-то переулки; передъ нами все время катилось что-то въ родѣ приливной волны, состоящей изъ ребятъ, утокъ, кошекъ и матерей, поспѣшно хватающихъ своихъ младенцевъ чуть не изъ подъ самыхъ лошадиныхъ ногъ; волна эта какъ бы разливалась со сторонамъ вдоль стѣны и, спасшись отъ опасности, забывала свой переполохъ и множествомъ глазъ восхищенно взирала на доблестнаго нашего кучера, пока тотъ не скрывался у ней изъ виду на слѣдующемъ поворотѣ.

Своимъ ужаснымъ способомъ ѣзды и пестрымъ платьемъ онъ былъ великимъ человѣкомъ въ глазахъ всѣхъ этихъ поселянъ. Вездѣ, гдѣ онъ останавливался, чтобы напоить лошадей и подкрѣпиться кускомъ хлѣба, тотчасъ же собиралась толпа, стоявшая въ молчаливомъ удивленіи, что, повидимому, ему доставляло немалое удовольствіе; что же касается до ребятъ, то благоговѣніе ихъ ярко было выражено въ ихъ глазахъ, которые ни на секунду не отрывались отъ его лица, и только одинъ трактирщикъ, подавая ему кружку пѣнящагося пива, рѣшался говорить съ нимъ и самъ гордился своею смѣлостью.

Покончивъ съ пивомъ, кучеръ снова садился на свои высокія козла, взмахивалъ громоподобнымъ бичемъ и снова, подобно бурѣ, устремлялся впередъ. Давно уже не видалъ я ничего подобнаго, и только какъ картина далекаго дѣтства сохранился у меня въ памяти образъ почтовой кареты, несущейся какъ вихрь по деревнѣ, въ облакѣ пыли, подъ безпрерывные звуки почтовой трубы.

Доѣхавъ до подножія Кайзерштуля, мы припрягли еще двухъ лошадей: подъемъ былъ очень крутъ, и въ теченіе полутора или двухъ часовъ мы еле-еле тащились, но зато, переваливъ черезъ хребетъ и подъѣзжая къ станціи, кучеръ нашъ превзошелъ самого себя по части бѣшеной скачки и оглушительнаго хлопанья кнутомъ. Онъ не имѣлъ собственной шестерки лошадей и постарался воспользоваться ею по возможности лучше, разъ таковая попалась ему хотя временно въ руки.

Начиная съ этого мѣста, мы были уже въ области Вильгельма Теля. Герой до сихъ поръ не позабытъ; наоборотъ, память его чрезвычайно чтится потомками. Деревянное изображеніе его, съ натянутымъ лукомъ, помѣщенное надъ дверями таверны, весьма характерная черта здѣшняго пейзажа.

Около полудня мы прибыли ко входу въ Брюннигскій перевалъ и остановились часа на два въ деревенской гостинницѣ, второмъ образчикѣ тѣхъ чистенькихъ, уютныхъ и чрезвычайно хорошо содержимыхъ трактировъ, которые такъ удивляютъ людей, привыкшихъ къ совершенно противоположнымъ по качеству гостинницамъ захолустныхъ городишекъ. Недалеко отъ деревни находилось озеро, спрятавшееся въ ложбинѣ между высокими горами, зеленые склоны которыхъ поднимались до самыхъ скалъ и были украшены разбросанными швейцарскими коттеджами, пріютившимися среди миніатюрныхъ фермъ и садовъ; въ верхней части горы, среди густой растительности, ниспадалъ пѣнящійся водопадъ.