Марк Твен - Прогулка заграницей

Экипажъ за экипажемъ, нагруженный туристами и багажемъ, то и дѣло подъѣзжалъ къ гостинницѣ, прежде такой тихой, а теперь кипѣвшей жизнью. Явившись къ table d'hôt'у очень рано, мы занялись разсматриваніемъ входящихъ. Всего было человѣкъ около двадцати пяти, принадлежавшихъ къ различнымъ національностямъ; мы были единственными американцами. Рядомъ со мною сидѣла молодая англичанка, повидимому, недавно только вышедшая замужъ, а по другую сторону ея сидѣлъ ея молодой супругъ, котораго она называла «Недди», хотя онъ былъ достаточно великъ и мужественъ, чтобы называться полнымъ своимъ именемъ. У нихъ шла милая, маленькая любовная ссора, по поводу того, какое вино будутъ они пить. Недди, повинуясь указаніямъ путеводителя, хотѣлъ мѣстнаго вина, но супруга его воскликнула:

— Какъ, эту гадость!

— Это вовсе не гадость, Петъ; это очень хорошее вино.

— Нѣтъ, гадость.

— Нѣтъ, не гадость.

— Это у… жасная гадость, Недди, и я не буду его пить.

Тогда явился вопросъ, какого же она вина хочетъ. Она объявила, что онъ отлично знаетъ, что никакого другого вина, кромѣ шампанскаго, она не пьетъ.

— Вы хорошо знаете, — сказала она, — что у папа за столомъ всегда бываетъ шампанское и что я привыкла къ нему.

Недди притворно запротестовалъ противъ такого значительнаго расхода, и это до того ее разсмѣшило, что она чуть не умерла отъ смѣха; смѣхъ этотъ, въ свою очередь, такъ понравился ему, что онъ повторилъ свою шутку еще пару разъ, добавивъ къ ней что-то еще болѣе убійственное.

Придя наконецъ, въ себя, молодая женщина любовно ударила своего Недди по рукѣ вѣеромъ и сказала съ притворною серьезностью:

— Вы же сами хотѣли меня — сами и виноваты, — теперь и расплачивайтесь за то. Прикажите же шампанскаго, я у… жасно пить хочу.

Съ притворнымъ стономъ, вызвавшемъ ея смѣхъ, Недди приказалъ подать шампанскаго.

То обстоятельство, что эта молодая женщина, ни разу въ своей жизни не унизила себя, выпивъ, вмѣсто шампанскаго, какой-нибудь болѣе плебейскій напитокъ, подѣйствовало весьма импонирующе на Гарриса. Онъ былъ увѣренъ, что она изъ королевской фамиліи. Что касается до меня, то я въ этомъ сомнѣвался.

За столомъ слышалось два или три различныхъ языка, и къ великому нашему удовольствію мы вѣрно отгадали національность большинства изъ присутствующихъ. Однако же, насъ сильно смущали какой-то пожилой джентльменъ со своею супругою, затѣмъ молодая дѣвушка, сидѣвшая противъ насъ и молодой человѣкъ лѣтъ около тридцати пяти, сидѣвшій черезъ три мѣста отъ Гарриса. Мы не слышали, на какомъ языкѣ они говорили. Наконецъ, молодой человѣкъ вышелъ изъ-за стола, но такъ, что мы замѣтили это только тогда, когда онъ уже былъ у самаго конца нашего стола. Въ этотъ моментъ онъ остановился и поправилъ карманной гребенкой себѣ прическу. Итакъ, онъ былъ нѣмецъ или, по крайней мѣрѣ, такъ долго жилъ по нѣмецкимъ гостинницамъ, что пріобрѣлъ эту привычку. Когда пожилая пара и молодая дѣвушка поднялись изъ-за стола, то они вѣжливо поклонились намъ. Итакъ, они были тоже нѣмцами. Этотъ національный обычай, въ качествѣ экспорта, стоитъ шести другихъ.

Послѣ обѣда мы разговорились съ нѣсколькими англичанами, которые еще болѣе подогрѣли наше нетерпѣніе увидѣть Мейрингемъ съ вершины Брюнингскаго прохода. Они всѣ были согласны между собою, что видъ восхитителенъ, и что достаточно разъ посмотрѣть на него, чтобы не забыть никогда. Они добавляли еще, что дорога за проходомъ принимаетъ крайне романтическій видъ, и въ одномъ мѣстѣ она цѣликомъ пробита въ сплошной скалѣ, которая виситъ надъ головою у путешественниковъ; крутые повороты дороги и крутизна спуска должны, по ихъ словамъ, произвести на насъ сильное впечатлѣніе, такъ какъ лошади несутся все время галопомъ, а дорога такъ извилиста, что экипажъ описываетъ что-то вродѣ спирали, точно капля водки по извилинамъ штопора. Отъ этихъ господъ я получилъ всѣ свѣдѣнія, какія только мнѣ требовалось знать; между прочимъ, я даже спросилъ ихъ, можно ли тамъ, если потребуется, раздобыться молокомъ и фруктами. Въ отвѣтъ они только руками замахали, показывая этимъ, безъ дальнѣйшей потери словъ, что дорога тамъ просто вымощена такими торговцами. Мы начали поторапливаться отправленіемъ и послѣднія минуты своего двухчасового отдыха просто сгорали отъ нетерпѣнія. Наконецъ, мы тронулись, и начали снова подниматься. Дѣйствительно, дорога была чудесная. Она была гладка, тверда и чиста, какъ только можно этого желать, и на всемъ своемъ протяженіи отъ пропасти, по краю которой пролегала, была ограждена тесанными каменными столбиками, высотою футовъ около трехъ, вкопанными на небольшомъ другъ отъ друга разстояніи. Дорога не была бы выстроена лучше, если бы ее строилъ самъ Наполеонъ Первый, который считается строителемъ всѣхъ дорогъ, которыми Европа пользуется въ настоящее время. Всѣ книги, трактующія объ общественной жизни Англіи, Франціи и Германій конца прошлаго столѣтія, переполнены описаніями случаевъ, какъ кареты и прочіе экипажи утопали въ дорожной грязи, завязая колесами по ступицу; съ тѣхъ поръ, какъ Наполеонъ прошелъ побѣдителемъ черезъ всѣ эти государства, дороги измѣнились къ лучшему и теперь по нимъ можно ходить, не запачкавъ сапогъ.

Поднимаясь все выше и выше по идущей зигзагами дорогѣ, мы все время ѣхали въ тѣни высокихъ деревьевъ, наслаждаясь благоуханіемъ разнообразныхъ дикихъ цвѣтовъ, росшихъ въ изобиліи около дороги; далеко подъ нами тянулась цѣпь округленныхъ холмовъ съ роскошными пастбищами, по которымъ была разбросаны красивыя шале и стадами паслись овцы; холмы уходили въ даль до самаго горизонта, при чемъ домики дѣлались все меньше и меньше, пока не превращались въ какія-то игрушки, а овецъ и вовсе нельзя было разсмотрѣть. Временами то тутъ, то тамъ передъ нами появлялся величавый, облеченный въ горностаевую мантію монархъ Альповъ и черезъ минуту вновь скрывался за какою-нибудь ближайшей вершиной.

Словомъ, прогулка вышла восхитительная, хорошее настроеніе духа еще болѣе усиливалось чувствомъ довольства послѣ хорошаго обѣда, а предвкушеніе ожидавшихъ насъ красотъ Мейрингена довершали наше благополучіе. Никогда въ жизни не курили мы съ такимъ наслажденіемъ, какъ въ теченіе этого переѣзда, сидя развалившись на мягкихъ подушкахъ экипажа, погруженные въ задумчивость и отрѣшенные отъ всѣхъ тревогъ и волненій.

Протеревъ глаза, я открылъ ихъ и изумился. Мнѣ снилось, будто я нахожусь на морѣ, и весьма естественно, что я былъ до крайности пораженъ, когда, проснувшись, увидѣлъ кругомъ себя землю. Чтобы придти въ себя, потребовалось нѣсколько минутъ, въ теченіе которыхъ я старался оглядѣться. Экипажъ стоялъ на улицѣ городскаго предмѣстья, лошади пили воду изъ бассейна, кучеръ пилъ пиво; сбоку около меня храпѣлъ Гаррисъ, а на козлахъ, скрестивъ руки и склонивъ голову на грудь, спалъ нашъ курьеръ; десятка два босоногихъ, съ непокрытою головою дѣтишекъ толпились вокругъ нашего экипажа и, заложивши руки за спину, съ наивнымъ удивленіемъ таращили глаза на спящихъ и пекущихся на солнцѣ туристовъ. Тутъ же стояло нѣсколько маленькихъ дѣвочекъ, на рукахъ у которыхъ было по ребенку, одѣтому въ чепчикъ и по величинѣ почти равному своей нянькѣ. Мнѣ показалось, что даже эти толстыя ребятишки внимательно и съ насмѣшкою разсматриваютъ насъ.