Михаил Федоров - Искатель. 2014. Выпуск №4

— А какого вы года?

Она назвала.

Не зная, что еще сказать, Комлев протянул руку к лежащему на столе паспорту.

— Не верите? — усмехнулась она. — Вчера в очереди мне все пятьдесят дали. Правда, я остограмилась. Я тогда старше выгляжу.

— Регулярно пьете?

— Не без этого… Мне, гражданин следователь, без бормотухи давно конец бы пришел… Кондрашка меня давно бы прихлопнула, — ухмыльнулась она, и Комлев заметил, что у нее не хватает двух передних зубов. — Только она, родимая, и спасает.

— Лечились?

— Боже упаси… Мне их лечение, что мертвому припарка. Я же вам говорю, что я только в своей тарелке, когда стаканчик опрокину, а так давно бы сгинула.

— Что ж так худо вам в жизни пришлось?

— Да, не сладко. Все больше по чужим людям. Даже сына своего увидеть не могу.

— Бывший муж не пускает?

— Не-а… Говорит, что я его спаиваю. Козёл вонючий! Да разве я когда себе позволила… — заплакала и стала размазывать слезы по густо покрывшемуся красными пятнами лицу.

— Чего уж теперь, успокойтесь, — произнес старший лейтенант и развернул бумажку, вложенную в паспорт. — «Трудоспособна», — прочитал заключение.

— А вы когда последний раз работали? — спросил.

— На фабрике, что ли, или вообще? Там-сям я подрабатываю.

Комлев раскрыл уголовное дело и отыскал в его карманчике трудовую книжку:

— Уволена по тридцать третьей. Седьмого марта.

— Вот-вот, как раз мы праздник свой отметили!.. Хорошо сидели. Ну, и замели нас…

— Это вы на работе выпивали?

— Не дома же…

— Ну, а дальше… На что жили?

— Посудомойкой пошла в столовую.

— Такой записи здесь нет.

— А меня турнули раньше, чем я успела трудовую принести.

— И снова за пьянку?

— У меня, гражданин следователь, причина завсегда одна. Без нее, без бормотушки мне уже житья нету. Помните, в «Волге-Волге»: «… потому что без воды и ни туды и ни сюды?..» Вот так. Сажай меня, и вся недолга!

— Это суд сажает.

— Я понимаю, что суд.

Комлев полистал уголовное дело:

— Неуплата алиментов… Заявление бывшего мужа. Раз. Заявление бывшего мужа. Два. Ну, так что вы на это скажете?

— А что сказать. Он гад ползучий. Вон сколько заколачивает, а я крохи сшибаю. Есть разница? С моих много ли алиментов поимеешь? А вот если на чекушку не наскребу, повешусь…

Комлев продолжал допрос, и все невыносимее становилось ему. Он спрашивал, она с готовностью отвечала. Их диалог постепенно перешел к одностороннему и, видимо, выношенному давно согласию женщины принять на себя все тягости заключения.

— А почему вы с мужем развелись? Тоже из-за пьянки? — спросил лейтенант.

— А из-за чего же еще!

— Пить от чего стали, будучи замужней?

— Ишь, чего захотели! Я что, исповедоваться тут должна? Да и вы не поп!

— Да… Я только хотел…

— Ничего не скажу! И в душу не лезьте! Вам приказано засудить, вот и судите. И отправляйте, куда следует.

— Перестаньте ершиться. Живете где?

— У матери.

Комлев нашел в деле протокол допроса матери Недосекиной.

— А ее вам не жалко? Годы преклонные. Ну, посадят вас. А с нею что будет?

— А вы хотите, чтобы она меня похоронила? Так вот я этого не хочу.

«Совсем свихнулась, — подумал следователь. — Сама в петлю лезет. Ее лечить надо, а не в тюрьму сажать».

Спросил, как бы, между прочим:

— На здоровье жалуетесь?

— Не-а, я крепкая. Вам разве не говорил участковый, что на мне пахать можно?

— Говорил.

Через час Комлев отпустил Недосекину под подписку о невыезде.

— Эх вы, веники хреновые, — сказала Недосекина тоскливо, не глядя на следователя, и молча вышла.

Чуть позже Комлев допрашивал бывшего мужа Недосекиной. Перед ним сидел высокий, крепкий мужчина лет тридцати пяти, не без определенного обаяния, во всяком случае, способный расположить к себе человека.

— Нужно, чтобы вы кое-что прояснили в вашем заявлении.

— А именно? — спросил Недосекин.

— Неясно, например, когда и почему жена ваша стала пить?

— Это произошло как-то само собой. Я не сразу заметил. Видно, подруги на работе перестарались… Когда спохватился, было уже поздно…

— А она что, много времени проводила с подругами?

— Хотите сказать, что я сам толкнул ее к собутыльницам? Не так это. Впрочем, она может наговорить на меня всякое.

— А вот она и говорит, что запрещаете ей встречаться с сыном.

— Конечно, препятствую. Ее же родительских прав лишили. Трезвой никогда не бывает. Вам по секрету скажу: я сыну уже новую мать приглядел.

— А-а… — произнес следователь и принялся писать протокол.

Когда утром над городом отморосил свое легкий осенний дождь, Комлев заехал к Недосекину. Его, как и предполагал он, дома не оказалось. Дверь открыла соседка-пенсионерка лет семидесяти.

— Вы к кому? — опасливо спросила она, увидев мужчину в милицейской форме.

— Да вот Недосекина ищу.

— На работе он.

— А сын?

— Ребенок в детском саду.

— Ну, вот и хорошо. Может, вы мне о бывшей его жене расскажете?

— Это чего еще Валентина натворила?

— Да как вам сказать, — уклончиво начал Комлев. — Может, позволите войти?

— Да, да, конечно. Господи, вот горе-то! А такая была семья.

Прошли на кухоньку.

— Следователь Комлев. Простите, а как вас?

— Полина Семеновна. Можно проще: тетя Поля.

— Скажите, Полина Семеновна, с чего вдруг Валентина запила?

— А как же ей не запить-то… — глубоко вздохнула старушка. — Разлюбил он ее. Она и затосковала. А он изменять стал. Валя уследила его. Хотела руки на себя наложить. Да вовремя я рядом оказалась…

— Почему же она не ушла?

— Так уже ребенок был у них.

— Мать помогла бы.

— Видать, любила мужа. Так и не могла решиться. А выпивка — плохое утешение. А он, как заметил, что пьет, так совсем стал ее выживать… Потом вещички собрал и к матери отвез. Она сюда, а он в милицию. Заявление за заявлением. Писучий…

— А я слышал, что он жениться собирается. Так ли это?

— А как же. Он новые шуры-муры завел еще когда Валентина здесь была. Потому так и старался…

— Ну, спасибо, тетя Поля. Я пойду. Соседу-то ничего обо мне не говорите, что я приходил.

— Ну, да уж ладно.

Комлев ехал на службу и думал: «Вот черт! Найди, ее справедливость». Щемящая жалость к Недосекиной пронизала его: «Несчастная женщина пойдёт под статью, а на ее место придет другая. Обывательница какая-нибудь. И сына чужого на свой лад воспитывать будет. А я своими руками всему этому поспособствую!.. А что я могу сделать? Теперь алкоголичкой никто уже заниматься не будет. А, вдруг, и впрямь покончит с собой? Ведь грозилась…»

Поразмышляв и так и этак, решил наконец посоветоваться со знакомым ему университетским преподавателем. Спрыгнув с трамвая на ближайшей остановке, позвонил доценту кафедры уголовного права.