Михаил Федоров - Искатель. 2014. Выпуск №4

— Это хорошо, что ты о завтрашнем дне думаешь. Да. Молодежи надо побольше давать простора. Им еще червоточинка нутро не проела. А преступники таких боятся. Ладно. Готовь на коллегию. Будем утверждать.

Афанасий с нетерпением ожидал Кау. Тот, запыхавшись от быстрой ходьбы, с порога выпалил:

— Исчез ваш дяденька. Как сквозь землю провалился. Соседка его сказала, что посреди ночи к ней с рюкзачком забегал. Ключ оставил. Просил за батареей приглядеть: вдруг, прорвет…А когда вернется — ни словечком не обмолвился…

— Ты, служба, других оперов подключи. Кровь из носу — а найдите! Не иголка ведь… А пока доложу товарищу капитану.

Осушкин, увидя его, глуповато развел руками.

— Не знаю, что и сказать тебе. Тут такая хренация пошла. Одним словом, я уже не начальник тебе.

Комлев поперхнулся начатой было фразой.

— Не сердись, Афоня (первый раз так назвал его). Я тебя не предал. Начальство чуть ли не в приказном порядке переводит…

— А я теперь один? А эти подлецы все той же чепухой будут заниматься. Вместе ведь думали…

— А я ведь тоже своего плеча не убираю. Может, оно и к лучшему — с двух сторон их в клещи зажать?

— Я уже клещом таким побывал в управлении. Научился бумажонки всякие с левого края стола на правый перекладывать. Велика отдача! Придется теперь мне с новым начальником наше дело до конца доводить. Придет клоун какой-нибудь. Случаем не знаешь, кто?

— Клоун не клоун, но язва порядочная. Однако работать может, — рассмеялся Осушкин. — Не умею в прятки играть. Жимин сказал, что пока будешь исполнять обязанности начальника ты. А когда формальности всяческие кончатся, сам зарулишь…

Все что угодно мог ожидать Афанасий, только не это. Вспомнилось его хождение по милицейским должностям. Нелепые переводы по службе. Хоть детектив пиши. Всего и воды-то утекло — так, ручеек… А сегодня вдруг ставят во главе большого коллектива, где его все знали, но уважал далеко не каждый. Сразу же вспомнилась нагловатая физиономия Дубняша… Но уж если все сойдется, этот от меня так просто не отвертится!

Как водится, долго потом оформлял различные бумаги. Сверял их с теми, что были раньше. Старательно писал — не без внутреннего удовольствия — заявление на имя начальника управления. Отвечал, почему-то потея, на самые обычные вопросы.

Наконец настал день, когда его пригласили в райком.

Людмила Ивановна сама должна была побеседовать с ним. Ведь как-никак, а он — номенклатура!

Афанасий появился в приемной на этот раз без цветов. Внутренне он даже сожалел об этом. Секретарша повела себя как-то странно. Сделав вид, что не узнает его (Комлев палец о палец не ударил насчет ее мужа), она излишне деловито хмыкнула и молча показала ему указательным пальцем на дверь кабинета.

Людмила Ивановна, Людочка, Мила… была в хорошо пошитом платье, плотно облегавшем ее фигуру. По прическе было видно, что она совсем недавно побывала у парикмахера.

Ждала его как женщина, которая не обременена никакими служебными обязанностями. Будто и разговор у них пойдет вовсе не о делах, а о чем-то сокровенном, близком, понятном только им двоим…

По крайней мере ему показалось так. И все-таки в основном говорили о работе. О тех повседневных заботах, что цепко держали их в своей липучей паутине. И только особое яркое свечение молодых глаз выдавало их истинное отношение друг к другу. Как сейчас хотелось бы оказаться им вместе на тенистых дорожках городского парка!

Пышнотелая секретарша на золоченом подносике внесла две чашечки кофе. Афанасий пил его жадными глотками, стараясь избавиться от неприятной сухости во рту.

На прощание, все еще не решаясь переступить барьер сковывающей их неловкости, только на какое-то мгновение прикоснулся доверчивыми губами к самым кончикам ее гибких пальцев.

Фуфаев с Можаровым сидели за белым кухонным столиком, в центре которого возвышалась бутылка столичной. Рядом в никелированной мисочке алели тугие помидорчики, вытянулись пупырчатые огурчики собственного посола. На фарфоровом блюдечке цветасто лоснились ломтики ветчины.

— Мне на тебя молиться надо, Николай! Ты как тот святой, который с лошадки гадюку проткнул. Достали мы его все-таки, Осушкина этого.

— Да чего уж там, Никодимчик, — с важной снисходительностью басил Можаров. — Я это даже не ради тебя делал. А рада общих наших интересов. Ведь он что, он основной наш закон нарушить хотел. А через это и вся наша жизнь могла вкривь пойти. А мы вот, видишь, целы и невредимы. Деликатесы хрумкаем… Это не Жимин, а покойничек твой речной нас спас. Вот за него и выпьем.

Чокнулись. Поднесли граненые стаканчики к жирными губам.

В прихожей хлопнула дверь. На пороге появилась расфуфыренная, как всегда, Софа.

— Мальчики! Что я вам скажу сейчас, обалдеете, — чмокнула Фуфаева в щеку, погладила по голове мужа. — Сегодня Вертанов заезжал. Затоварился к новому году. Так вот он мне и сказал, что начальником вашего дурацкого райотдела теперь будет Комлев.

Фуфаев икнул. Можаров встал, заходил тю комнате.

— Да что с вами? Главное, Осушкина теперь нету! — Софа, ища поддержки своим словам, смотрела на них.

— Вот тебе и выпили за упокой. Все тот же шкворень получается. Что Комлев, что Осушкнн, одна копна! В чистеньких играют. Все насмарку выходит? — говорил Можаров.

Фуфаев зло сплюнул:

— Да уж я с этим гусем сталкивался. Чую, и от него захрустят наши косточки.

В комнате наступила тишина, густо подпитанная сивушным запахом.

Возможно, мир и в самом деле держится на дураках. Если это даже и так, то несомненной движущей силой общества является обыкновенная сплетня.

Этакий тритончик, пущенный в зеленовато-мутную среду обитания, разрастается порой до невероятных размеров. Глядишь, а на тебя уже в упор смотрит донельзя уродливое пучеглазое творение…

Кем-то вскользь оброненное словцо приобретает вес и силу едва ли не документа, способного гиперболическими своими фактами (чаще всего просто досужими вымыслами), опрокинуть вас на лопатки…

Слово, когда оно на языке у масс, — закон для обывателя и порою даже посильнее государственного, оформленного со всей триумфальной важностью и деловитостью…

Принято считать почему-то, что сплетня, пущенная по миру второй (слабой ли?) половиной рода человеческого, всегда посолиднее и пострашнее. Женская душа способна вить в жизни такое, что никакая логика не поможет распутать все хитросплетения и узлы, которые стягиваются вокруг вас.

Серафима Самсоновна — вершившая свои нехитрые делишки в приемной первого секретаря райкома — была истинным спецом по части распускания всевозможных слухов. И она уж постаралась. Маленькие шипящие змейки расползались из секретарской приемной. И ползли далее: по коллективам, по соседним районам, по всему городу!