Николай Буянов - Искатель. 2013. Выпуск №7

— Отлично, — провозгласил он, довольно потирая руки. — А то пообносились мы с тобой — аж пиво купить не на что. Когда приступаем?

— Хоть сегодня, — ответил Егор.

— Отлично, отлично. — Роман шумным смерчем пронесся по комнате, швыряя что-то в раскрытый зев старенькой спортивной сумки. — Машину за нами, надеюсь, пришлют?

— Раскатил губенки, — беззлобно отозвался Егор. — Не баре, на общественном транспорте велено добраться.

— Крохобор твой Юлий, — проворчал Роман без особого огорчения. — Ладно, манатки соберу — и двинем.

От трассы до поселка добирались пешком. А потом еще довольно продолжительное время стояли у запертых ворот, словно парочка опаленных солнцем пилигримов. И настроение Романа резко изменилось. По дороге он успел натереть пятку и теперь тихо матерился, всуе поминая зажравшихся буржуев и свои кроссовки с надписью «Адидас», пошитые в кустарной мастерской на улице Малая Маньчжурская. Он уже всерьез начал подбивать Егора на то, чтобы развернуться и уйти («художники мы или кто? где наша гордость, мать вашу, то есть нашу? где самосознание, в конце концов!»), когда ворота отворились и на пороге появился Дамир. Роман мигом замолк, с интересом оглядел телохранителя Юлия с головы до ног и обратно и с невыразимым подобострастием произнес:

— Здравствуйте, наш узкоглазый господин. Тучны ли ваши стада, метко ли бьет охотничий лук? Не болеют ли чумкой ваши ездовые собаки?

— Прибыли? — спросил Дамир, не дрогнув ни единой лицевой мышцей. — Заходите. Сейчас вас устроят, а потом я покажу фронт работ.

На мраморной голове льва, украшавшего собой парадную лестницу, по-простецки свернувшись клубочком, дремал кот. Почувствовав приближение процессии, он открыл глаза и широко зевнул, обнажив розовую пасть. Егор почесал зверю шейку — тот выгнулся грациозной дугой и благодарно заурчал.

— Здорово, Маркиз, — Ромка тоже-протянул руку, однако кот надменно фыркнул, спрыгнул с львиной головы и сгинул куда-то: посчитал, видимо, что чужак должен сперва заслужить право касаться его голубой шкурки.

— Почему Маркиз? — поинтересовался Егор.

Роман слегка растерялся.

— Почему?.. Не знаю. Всех котов зовут Маркизами.

— Этого зовут Кессон.

— Правда? — Роман хмыкнул. — Кессон — это производное от «кессонной болезни»?

Подумал и с некоторой завистью добавил:

— Я гляжу, ты тут совсем стал своим. Даже домашняя скотина признает. Чуть руки не лижет.

Егор с сомнением покачал головой. Черта с два в этом особняке можно стать своим: легче добиться, чтобы тебя приняли как равного в Британском Королевском охотничьем клубе, или на Большом Курултае азиатских кочевых племен.

Дурные мысли, в отличие от всех прочих, в голове не мелькают — они останавливаются там надолго, как поезд на конечной станции. Иные успевают заржаветь, прорасти травой и стать неотъемлемой частью пейзажа. И потихоньку, незаметно для своего владельца разъедают мозг — такое с Егором уже случалось когда-то, в первое время по возвращении из госпиталя. Поначалу вроде бы спасала водка — точнее, не спасала, но выполняла функцию местной анестезии.

Теперь была работа. Впрочем, тоже не лечившая, а лишь отвлекавшая. Егора с Романом поселили в том же домике для гостей, в котором они оформляли интерьер. Одна комната на первом этаже оказалась отремонтированной и вполне пригодной для проживания. Это было очень удобно: встали, позавтракали (кухарка бальзаковского возраста, запавшая на Ромкину бороду и угольно-черные ресницы, доставляла приятелям вкуснейшую жареную картошечку с салом прямо «на дом»), оделись в джинсовые комбинезоны, вышли в коридор — и оказались прямиком на рабочем месте. Егор напряг фантазию, подчитал кое-какие журналы и выдал на-гора дизайн-проект внутренней отделки гостевого домика в стиле «гламур»: драпировка бархатом бордовых тонов, массивные кресла из каталогов одной западноевропейской фирмы, и, в противовес некоторой тяжеловесности — маленькие серебряные статуэтки на каминной полочке. Роман, как и положено «шустрому мальчику», исправно смешивал краски, двигал стремянку, размывал следы старой побелки, резал ткань и бегал за пивом в местный супермаркет.

Юлий поинтересовался ходом работ лишь дважды: когда Егор принес на подпись эскизы (Цезарь глянул на них мельком, оторвавшись от прочих бумаг, и, прикрыв ладонью телефонную трубку, кивнул и поставил снизу витиеватую подпись) — и когда Егор попросил разрешения заказать мебель.

— Заказывай, — на ходу распорядился Юлий. — Чек потом отдашь Дамиру.

Кроме Машеньки, самого хозяина и прислуги, в поле зрения Егора мелькали и иные персонажи, симпатичные и не очень, но в общем и целом любопытные. Чаще других к Юлию приезжал на крутом «вольвешнике» худой и слегка сутулый тип с обширной плешью, старательно прикрытой семитскими черными волосами. Семитского типа звали Рудик Изельман. Всегда отутюженный, накрахмаленный, в черном костюме за полторы «штуки» баксов, он напоминал хорошо раскрученного гробовщика. С Егором он поздоровался единственный раз, при первой встрече, после чего навсегда потерял к нему интерес.

О том, что господин Изельман до недавнего времени был импресарио знаменитого на весь мир скрипача, Егор узнал от охранника, Всеволода Ерофеича. Тот, прослышав о Егоровом подвиге по спасению хозяйки из лап террористов, проникся к нему неподдельным уважением и по вечерам, освободившись от дежурства, стал зазывать на кухню, где хозяйничали две милые женщины: Элеонора Львовна — высокая, полногрудая, усердно молодящаяся дама в возрасте «слегка за пятьдесят» и тихая, как мышка-полевка, Екатерина Николаевна.

В один из таких вечеров у них зашел разговор о Рудике Изельмане. Необязательный, ленивый, когда все иные темы (политика, шансы нашей сборной на чемпионате мира по футболу и цены на любимый Ерофеичем портвейн) были исчерпаны.

— Скользкий тип, — прокомментировал Ерофеич, отправив в рот ломтик сыра. — Этакая рыба-прилипала — явление распространенное, тут и говорить не о чем. Но вот история с его скрипачом… Владислав Виндзоров — не приходилось слышать? Бешеный талант, лауреат международных конкурсов и прочая…

— И что с ним случилось? — поинтересовался Егор.

— Прошлым летом, кажется в июне, Рудик повез его во Францию, на гастроли. А когда ехали обратно — уже после Москвы (они сначала летели самолетом из Парижа в Москву, а уж оттуда — поездом до родных осин) — скрипач исчез. Вышел в вагон-ресторан — и не вернулся. Полиция весь состав обшарила сверху донизу и местность вдоль железнодорожного полотна…

— Ничего не нашли?

— Футляр от скрипки. В лесочке, в полукилометре от станции «Солнечная» — там поезд стоит три минуты. Мне Володька, приятель мой, рассказывал, будто на футляре были следы крови… Мы с ним, с приятелем то есть, вместе когда-то служили в линейном отделе.